— Она так любит это место.

— Значит, непременно поезжайте туда.

— А как быть с ее работой? — Внезапно вся их жизньперевернулась, и стало необходимо обдумать все заново. А на дворе еще тольковесна. И до конца занятий осталась не одна неделя. — Ей придется уволитьсяпрямо сейчас?

— Это зависит только от ее желания. Не бойтесь, работане причинит ей вреда. Впрочем, если боли значительно усилятся, она можетоказаться ей просто не по силам. Попробуйте предоставить решение ейсамой. — Врач поднялся из-за стола, и у Берни вырвался вздох.

— Что вы намерены ей сказать? Вы хотите сообщить ей,что метастазы распространились по всему организму?

— Я не вижу в этом необходимости. Она ощущает боль инаверняка понимает, что болезнь продолжает развиваться. По-моему, не стоитговорить ей о результатах обследования, чтобы не подрывать ее душевныесилы. — Он бросил на Берни вопросительный взгляд. — Или вы полагаете,что лучше сказать? — Берни тут же замотал головой, думая о том времени,когда поток дурных известий окончательно сломит их всех. А может, они выбралине правильный путь? Возможно, ему следует отвезти ее в Мексику, к индейскимколдунам, или посадите на макробиотическую диету, или же надо обратиться кпоследователям учения «христианская наука»? Он не раз слышал поразительныеистории о людях, излечившихся от рака с помощью какой-нибудь экзотическойдиеты, гипноза или веры, а ведь средства, которыми они пользовались до тогомомента, никак не помогали. Но он понимал и то, что Лиз не пойдет на это. Онане станет метаться из стороны в сторону и колесить по всему свету, гоняясь захимерами. Ей хочется быть дома с мужем и детьми, преподавать в школе, где онапроработала много лет. Есть вещи, которые она ни за что не станет делать, и длянее важно, чтобы их жизнь как можно меньше отличалась от прежней, когда все шлонормально.

— Привет, милый. Ну как, уже все? — ДожидаясьБерни в своей палате, Лиз успела одеться и натянуть на голову новый парик,привезенный его матерью. Он оказался таким удачным, как будто у нее отрослисвои волосы, и, если не обращать внимания на худобу и темные круги под глазами,Лиз выглядела просто замечательно. Она надела голубое отрезное платьеспортивного покроя и сандалии такого же цвета. Светлые пряди волос парикарассыпались по плечам, почти как прежде, когда у нее еще не выпали своисобственные.

— Что они тебе сказали? — спросила она,встревоженно глядя на Берни. Лиз догадывалась, что дела идут неважно. Она сталаощущать боль в ребрах, сильную и резкую, чего прежде никогда не бывало.

— Ничего особенного. Никаких новостей. Похоже,химиотерапия оказывает какое-то действие.

Приподняв голову, Лиз посмотрела на врача.

— Тогда почему же у меня так болят ребра?

— Вам часто приходится брать малыша на руки? —спросил врач с улыбкой. Лиз призадумалась и кивнула. Ей приходилось чуть ли невсе время носить его на руках. Ходить он еще не начал и то и дело просился наруки.

— Да.

— А сколько он весит? Вопрос вызвал у нее улыбку.

— Доктор собирается посадить его на диету. Он веситдвадцать шесть фунтов.

— Разве это не убедительный ответ на ваш вопрос? Нет,не убедительный, но врач поступил благородно, и Берни почувствовалпризнательность к нему.

Медсестра довезла Лиз до вестибюля на кресле, и они с Бернивышли за дверь рука об руку. Но ходить она стала гораздо медленней, и онзаметил, как она поморщилась, садясь в машину.

— Родная, тебе очень больно? — Она замялась, потомкивнула. Ей было трудно говорить. — Попробуй поделать дыхательныеупражнения для беременных, вдруг поможет.

Идея оказалась гениальной. На обратном пути Лиз заняласьдыхательной гимнастикой и сказала Берни, что ей полегчало. А в кармане у неележали прописанные врачом таблетки.

— Я не хочу принимать их без крайней необходимости.Подожду до вечера.

— К чему такое геройство?

— Геройство проявляете вы, мистер Фаин. — Лизпотянулась к Берни и нежно поцеловала его.

— Я люблю тебя, Лиз.

— Лучше тебя нет никого на свете… Мне очень жаль, что из-заменя тебе приходится так трудно. — Каждому из них приходилось нелегко, иона это понимала. Ей самой было тяжко, и она злилась из-за этого, злилась,потому что они тоже мучаются, а изредка на нее накатывала ненависть к ним,потому что она умирает, а они нет.

Берни отвез ее домой, помог подняться по ступенькам. Джейн иРуфь сидели, поджидая их. Джейн волновалась, потому что они долго невозвращались — на сканирование костных тканей и на рентген потребовалось немаловремени. И пока не наступило четыре часа дня и они не приехали домой, она всеприставала к матери Берни:

— Бабушка, она всегда возвращалась утром. Что-тослучилось, я уверена. — Она упросила Руфь позвонить в больницу, нооказалось, что Лиз уже на пути домой, и, когда хлопнула входная дверь, Руфьмногозначительно посмотрела на Джейн.

— Вот видишь! — Но при этом она заметила то, чтоускользнуло от взгляда Джейн: судя по виду, Лиз сильно ослабла и измучилась отболи, хотя сама ни словом не обмолвилась об этом.

И все же Лиз наотрез отказалась уйти с работы. Она твердорешила довести свой класс до конца учебного года, чего бы это ни стоило, иБерни не стал с ней спорить, хотя Руфь зашла к нему в магазин перед отъездом изСан-Франциско и попыталась втолковать, что это безумие.

— Неужели ты не видишь, что ей не по силам такаянагрузка?

Берни закрыл дверь кабинета и заорал:

— Черт возьми, мама, врач сказал, что работа никак ейне повредит!

— Она ее просто доконает!

И тут он вылил на мать всю злобу, клокотавшую в его душе.

— Да нет же! Ее доконает рак! Ее убьет не что-нибудь, аэта проклятая зараза, которая уже успела распространиться повсюду и потихонькупожирает ее! И теперь уже совершенно все равно, будет ли она сидеть дома,ожидая, когда ей придет конец, или будет по-прежнему учить детей в школе, согласитсяли она продолжать курс химиотерапии или нет, или даже если она отправится вЛурд, ничего не изменится, и она умрет. — К глазам его подступили слезы,словно где-то внутри его прорвалась плотина, и он принялся мерить шагамикомнату, не глядя матери в лицо. В конце концов он повернулся к ней спиной иуставился в окно, хотя ничего уже не мог видеть. — Прости меня. — Поего голосу Руфь поняла, что он совершенно пал духом, и от боли за сына у неесжалось сердце. Она тихо подошла к нему и обняла за плечи.

— Мне очень жаль, родной… очень… несправедливо, когда слюдьми случается такая беда, особенно с теми, кого ты любишь…

— Такого не заслужил ни один человек, даже если он тебененавистен. — Он никому не смог бы пожелать такого. Никогда. Медленноповернувшись, он поглядел матери в лицо. — Меня не оставляет мысль о том,что же будет с Джейн и с малышом… Как нам жить без Лиз? — На глазах у негоснова выступили слезы. Ему показалось, будто он, не переставая, плачет уженесколько месяцев, и это была правда. Они узнали о болезни Лиз полгода назад ина протяжении последних шести месяцев неотвратимо катились в бездну, моля бога,чтобы это падение каким-нибудь чудом прекратилось.