Вернувшись в дом, он отправился на кухню и увидел, чтоТрейси кормит детей завтраком. Он взглянул на нее, и она принялась о чем-то рассказыватьи вдруг запнулась, догадавшись, что случилось, и посмотрела на него, а онкивнул. А потом Берни перевел взгляд на Джейн, сел рядом с ней, обнял ее ипроизнес слова, страшней которых она не услышит никогда в жизни, ни от него, ниот кого-либо другого. Никогда.

— Малышка, мамы больше нет…

— Как это нет? А где она? Опять в больнице? — Онавысвободилась у него из рук, чтобы посмотреть ему в лицо, и вдруг все поняла.Она ахнула и заплакала, уткнувшись лицом в его грудь. И это утро запомнится имдо самой смерти.

После завтрака Трейси повезла детей домой, в город, а вполдень в дверь постучали представители бюро похоронных услуг «Халстед». Берниостался один в доме, дожидаясь их. Вначале он не решался открыть дверь спальни,но потом все же отправился туда, взял Лиз за руку и прилег рядом с ней. Большеникогда не остаться им наедине друг с другом, больше никогда не лежать рядом впостели, и он пытался убедить себя, что и сейчас нет смысла цепляться за нее.Лиз уже нет. Но глядя на нее, целуя ее пальцы, он подумал, что она все жездесь. Лиз стала частичкой его души и сердца, его жизни. И он знал, что этонавсегда. Услышав, как к дому подъехала машина из похоронного бюро, он отпердверь и вышел навстречу работникам «Халстеда». Не в силах смотреть на то, какбудут выносить ее тело, покрытое простыней, он пригласил одного изпредставителей бюро в гостиную и отдал ему распоряжения насчет похорон. Бернипредупредил его, что вернется в город лишь в конце дня: ему нужно собрать вещии закрыть дом. Работник бюро сказал, что все понимает, и оставил Берни своювизитную карточку. Они приложат все старания, чтобы облегчить его положение.Облегчить? Он потерял любимую, жену, мать своих детей, какое тут может бытьоблегчение?

По просьбе Берни Трейси созвонилась с доктором Йохансеном, асам он переговорил по телефону с владельцем дома, сказав, что с завтрашнего дняосвобождает его. Берни решил, что больше никогда не поедет на взморье, ему былобы невыносимо больно находиться там. Внезапно возникла масса мелких забот, новсе это казалось ему ненужным. Представитель похоронного бюро все выспрашивал,какой гроб ему больше нравится — сосновый, металлический или красного дерева, икакую взять подкладку — розовую, синюю или зеленую, но какая, к черту, разница?Лиз умерла… всего три года… и теперь он потерял ее. Берни казалось, что сердцеего превратилось в камень. Он побросал вещи Джейн в один чемодан, сложил одеждуАлександра в другой, выдвинул ящик комода и наткнулся на парики Лиз. Резкоопустившись на стул, он расплакался. Такое ощущение, будто он вечно будет литьслезы, не в силах остановиться. Он посмотрел на море и, вскинув голову к небу,закричал: «За что, бог мой? За что?» Кровать их опустела. Лиз больше нет.Прошлой ночью она поцеловала его и поблагодарила за жизнь, которую они делилидруг с другом и с детьми, а потом ее не стало, он не сумел удержать ее, хотявсеми силами пытался.

Собрав вещи, он позвонил родителям. Было два часа дня, и ктелефону подошла его мать. В Нью-Йорке стояла страшная жара, от которой не помогалидаже кондиционеры. Они условились с друзьями о встрече, и, услышав звонок, Руфьподумала: наверное, их что-то задержало и они решили предупредить.

— Алло.

— Мама, привет. — Внезапно на Берни накатилприступ малодушия, и он побоялся, что у него не хватит духу сказать ей ослучившемся.

— Что-нибудь стряслось, дорогой?

— Я… — Он помотал головой, потом закивал и опятьзаплакал. — Я… хотел сообщить тебе… — Нет, он не сможет произнести этихслов. Как будто ему пять лет и весь мир вокруг него перевернулся… — Лиз… Ой,мама… — Он всхлипывал, как маленький, и Руфь тоже заплакала, слушая его. —Она умерла… этой ночью… — Берни не удалось больше ничего сказать. Лу стоялрядом с Руфью, встревоженно глядя на нее. Она махнула рукой.

— Мы сейчас же выедем к тебе. — Она посмотрела начасы, на мужа, на свое выходное платье, не переставая плакать, думая о женщине,которую так любил ее сын, о матери своих внуков. Ее не стало, просто умунепостижимо, и это жутко несправедливо. Ей не терпелось обнять Берни. — Мывылетим первым самолетом. — Лу понял, что означают ее странные жесты,подошел к телефону и взял трубку у нее из рук.

— Сынок, мы очень тебя любим. Постараемся добраться дотебя как можно скорей.

— Хорошо… хорошо… я… — Он не знал, как себя вести, чтопри этом полагается говорить и делать… ему хотелось разразиться криками иплачем, топая ногами, требуя, чтобы Лиз вернулась, но ведь этому не бывать.Никогда. — Я не могу…

Нет. Может. Он должен. Должен. У него двое детей, и онобязан о них заботиться. Он остался один. Кроме них, у него никого нет.

— Откуда ты звонишь, сынок? — Лу испытывалотчаянную тревогу за Берни.

— Из Стинсон-Бич. — Ему хотелось поскорей покинутьдом, в котором она умерла. Он торопливо огляделся по сторонам, радуясь тому,что чемоданы уже в машине. — Это произошло здесь.

— С тобой кто-нибудь есть?

— Нет… я отправил детей домой с Трейси, а… Лиз недавнозабрали отсюда. — Он ужаснулся собственным словам. Они прикрыли ее телобрезентом… и голову, наверное, тоже, и лицо… при мысли об этом на него накатилатошнота. — А теперь мне пора ехать в город. Надо все организовать.

— Мы постараемся добраться до тебя сегодня вечером.

— Мне хотелось бы побыть с ней в зале прощания. —Точно так же, как прежде, в больнице. Он не оставит ее до самых похорон.

— Хорошо. Мы приедем туда сразу, как сможем.

— Спасибо, папа.

Он говорил совсем как маленький мальчик, и от этого у Лусжалось сердце. Повесив трубку, он повернулся лицом к Руфи. Она тихоньковсхлипывала, и Лу обнял ее. И вдруг по щекам его тоже покатились слезы. Онплакал от горя за сына, которого постигла чудовищная трагедия. Лиз былазамечательной женщиной, и они тоже очень ее любили.

Отменив обед с друзьями, они вылетели в Сан-Францискодевятичасовым рейсом и прибыли в полночь по местному времени. В Нью-Йорке былоуже три часа ночи, но за время полета Руфь отдохнула и попросила, чтобы онисразу поехали по адресу, который дал им Берни.

Он сидел в зале прощания рядом с закрытым гробом, гдепокоилось тело его жены. Если бы он мог видеть ее на протяжении всего этоговремени, он бы просто не выдержал, но и так ему тоже пришлось крайне тяжело.Помещение похоронного бюро давным-давно опустело, и Берни остался в полномодиночестве. Другие посетители ушли домой, но в час ночи приехали Руфь и ЛуФаин, и двое неулыбчивых мужчин в черных костюмах открыли им дверь. По дорогеродители успели завезти чемоданы в гостиницу. Руфь надела строгий костюм,черную блузу и черные туфли, купленные в «Вольфе» много лет назад, а ее муж —темно-серый костюм с черным галстуком. Берни переоделся в костюм цвета сажи ибелую рубашку с черным галстуком. Он как-то разом постарел, казалось, ему кудабольше тридцати семи лет. Вечером он заглянул на пару часов домой, чтобыповидаться с детьми, а затем вернулся сюда. Он попросил мать отправиться кдетям, чтобы, проснувшись утром, они сразу же увидели ее. А Лу сказал, чтопроведет ночь вместе с ним в бюро «Халстед».