Он отнял руку от моего лица.

– Ты мне не доверяешь.

Так оно и было, хоть я не понимала, откуда берется это внутреннее сопротивление. Может, думала, что он со мной играет, искусно притворяется ради собственного развлечения, а на самом-то деле так же свиреп, как и остальные боги? Трудно сказать.

– В детстве я доверяла богам, – заговорила я неожиданно для самой себя. – Но потом Посейдон послал нам Минотавра, а мой отец ничего не предпринял. Когда явился Тесей, я подумала, что он другой, но он оказался еще хуже – остальные хотя бы не притворялись.

Он помрачнел, совсем слегка. Без улыбки Дионис казался высеченным из мрамора, хотя неземные очертания его лица и искуснейший скульптор всех времен не смог бы воспроизвести.

– Я не притворяюсь, – сказал он.

Но откуда мне знать? Я знала только, что наступит завтра и, может, он все еще будет здесь. А может, его не будет.

Удивительно, но на заре я не проснулась одинокой и обездоленной. Вопреки моим ожиданиям каждое утро Дионис оказывался рядом, и остров оживляли его песни, болтовня и смех. Виноград разрастался безудержно, и Дионис показывал мне, как обрезать толстые древесные стебли, чтобы не захватили весь дом. А рядом с лозой он разбил небольшие грядки с овощами, посадил фруктовые деревья, и я ощущала глубокое удовлетворение, вместе с ним погружая руки в пыль земли и наблюдая, как день за днем всходят зеленые ростки и не спеша поспевают на ветвях гранаты, лимоны и фиги.

Каждый день я гуляла с золотым богом. Уговорила его показать мне и другие части острова и вместе с ним проникла в самые отдаленные уголки леса. С удивлением замечала я, что ноги мои крепнут, и когда Дионис показал мне тропу через лес к подножию той самой высокой горы, мы вместе взобрались по склону. Я очень собой гордилась, ведь поднялись мы довольно высоко, к просвету между деревьев, где с каменной площадки видно было, что же там, за горой.

– Нравится тебе мой дом? – лукаво спросил Дионис.

А у меня не хватало слов.

– Он просто прекрасен, – только и сказала я.

Ведь так оно и было. Наксос оказался гораздо больше, чем я могла вообразить. Повсюду буйствовала зелень, обширные леса скатывались к крутым изгибам бухт, где золотой песок отступал перед изумрудными водами. В середине острова высились горы поменьше, чем та, на склоне которой мы примостились теперь, с округлыми вершинами, и все вокруг блистало, залитое светом Гелиоса.

– Рад, что тебе нравится.

Дионис и дальше понемногу рассказывал о себе. Нарисовал идиллическую картину юности – как обучался у Силена обращаться с лозой, давить виноград и готовить густой напиток цвета рубина и янтаря, столь им любимый. Он рос в любви, обласканный нимфами, под шутки простодушного Силена, и детство его было совсем не таким, как у других богов, которые появлялись на свет сразу взрослыми и тут же окунались в порочное существование либо двигались к зрелости, мечом прорубая себе дорогу. Однажды в сумерках Дионис указал на мерцавший в темно-синем небе венок из звезд:

– Вот они, мои тетушки-нимфы, нежные воспитательницы. После смерти Зевс поместил их на небо в благодарность за службу, ведь они меня и вырастили, и от Геры благополучно спрятали.

Я глядела на созвездие. Гиады – так, со слов Диониса, оно называлось. И думала: может, нимфы и теперь за ним присматривают, оберегают своей любовью до сих пор.

– Но Гера меня в покое не оставила, – продолжил он. – Я вырос и вернулся в чертоги Олимпа, ведь отец полагал, что опасность миновала. Убить меня Гера и правда уже не могла, зато поразила безумием, дабы согнать с закутанной в облака вершины обратно на землю. Будто тысяча скорпионов впивались в мой череп изнутри, в голове стучало – неистово, мучительно, беспрерывно, я едва соображал. И в отчаянии скитался месяцами, годами, ничего не видя перед собой и ни о чем не думая, кроме страшных своих терзаний.

В глазах его мелькнуло страдание, ожившая память о боли.

– И все же я удалялся от ее губительного воздействия, да и саму Геру со временем отвлекла зависть и ненависть к кому-то другому, и постепенно безумие мое проходило. Открыв глаза однажды утром, я понял, что взор мой прояснился – мир перед глазами не был больше подернут красной пеленой и изломан, а мысли снова текли, как прохладный ручей, исцеляя растерзанный разум. Я оказался далеко от здешних мест, и незнакомые земли возбудили мое любопытство.

– И тебе не хотелось вернуться на Олимп? Отомстить Гере или заявить свои права на трон? – спросила я и подумала: Тесей бы только этого и жаждал.

Он покачал головой.

– Нет, обратно я не торопился. А жил среди людей. Показывал им, как давить вино из винограда, нес сладостное и желанное наслаждение, которое дарит этот напиток. Люди горячо меня благодарили и повсюду воздвигали Дионису алтари. Женщины, оглянувшись вокруг – а ведь многие из них вечно живут в тяжком труде и покорности, – сбрасывали покрывала, распускали волосы и убегали в горы совершать тайные обряды вдали от мужских глаз. И мужчины смирялись, ведь возвращались эти женщины обновленными, помолодевшими, забитые жены вдруг становились веселыми и беззаботными, как прежде. А некоторые предпочитали остаться со мной, и число моих менад все умножалось. Да ты и сама увидишь – они придут на Наксос, когда… когда время настанет.

Несвойственно Дионису было запинаться, и я взглянула на него озадаченно: о каком таком времени речь?

– Однажды я повстречал юношу по имени Ампел, не уступавшего красотой ни единому богу из восседавших на престолах Олимпа. Гибкий, гладкокожий, вечно смеющийся, он казался моей смертной половиной, сгоревшей, как я считал, вместе с матерью. Я научил его народ пахать поля, запрягая волов, а не вручную. Вместе мы возделывали огромные виноградники, и высокие, толстые лозы вырастали в настоящие леса, сгибавшиеся под тяжестью наливных гроздьев, таких приятных глазу. Из давилен лилось нескончаемым потоком густое красное вино, и я поверил было, что впервые с тех пор, как покинул Нису, вновь обрел покой и счастье.

Глаза Диониса затуманились. А я вся сжалась, и ногти мои впились в ладонь. Застыла, притихла, как кошка, приготовившись внимательно слушать дальше.

– Но Ампел, как и всякий смертный, был хрупок. Не проклятие или кара мстительных богов отняли его у меня, а один лишь небрежный поворот судьбы, намеченной мойрами для всего человечества. Однажды Ампел взобрался слишком высоко – хотел достать виноградную гроздь, уж очень соблазнительную, и