Шею сжимали невидимые пальцы, ветер обжигал легкие и душил меня изнутри. Мой человеческий пульс лихорадочно бился, но время между каждым ударом увеличивалось, увеличивалось, пока…

«Нет!»

Мои глаза распахнулись, и тени исчезли, как и душащие меня пальцы. Вместо них я увидела берег, первые рассветные лучи на воде и Эдана рядом с собой. Это был всего лишь сон.

Я отчаянно вдохнула полной грудью, и мне обожгло горло. Коснувшись шеи, я с изумлением отметила, что кожа ледяная. Хуже того, ко мне вернулась нечувствительность.

Осторожно, чтобы не разбудить Эдана, я выбралась из его объятий и села. Мои пальцы были холодными. Я с ужасом увидела, что ногти у меня затвердели, пластинки стали коричневыми, как запекшаяся кровь, а кончики заострились.

Я спрятала руки в песок.

Мое сердце оглушительно колотилось на фоне умиротворяющего плеска озера.

Я по-прежнему превращалась в демона. Трансформация не закончилась с победой над Бандуром и уничтожении островов, она просто отсрочилась.

Не знаю, сколько я так сидела, воюя за каждый вдох, прежде чем проснулся Эдан.

– Доброе утро, – сонно поздоровался он. Его губы изогнулись в ленивой улыбке – такой милой, что от ее вида у меня защемило сердце. – Давно проснулась?

Услышав его голос, я напряглась и повернулась к озеру, чтобы он не увидел моего лица. Амулет, спрятанный среди складок туники, пульсировал у ребер. Даже не глядя на него, я догадывалась, что он черный, как ночь.

– Не очень, – выдавила я.

– Слушала шум волн?

Его невинный вопрос вызвал у меня ноющее чувство в груди. Эдан казался таким счастливым…

– Немного.

– Майя, что-то не так? – Эдан взял меня за плечи, и его тень слилась с моей на песке. – Ты какая-то грустная.

Я глубже закопалась руками в песок. Мне не хотелось ему говорить. Я даже не знала, как об этом рассказать.

– Теперь, когда Лапзура больше нет, что будет с будущими чародеями?

Эдан оторвал взгляд от мерцающего озера перед нами. Казалось, он обдумывал мой вопрос целую вечность.

– Солнце и луна продолжат встречаться раз в год, и тогда с неба закапает кровь звезд. Но поскольку колодца больше не существует, чародей уже никогда не сможет выпить из него и принести клятву на тысячу лет. Появится новое поколение чародеев.

– Но ты говорил, что клятва не дает им стать слишком алчными. Что магия развращает.

– Это неизменная истина, – ответил он. – Раньше в Кияте магия была запрещена, и всех, кто ею владел, изгоняли из королевства. Другие страны никогда не поощряли традицию приношения клятвы. Думаю, так будет лучше. – Когда я не ответила, он ласково подразнил меня: – Через тысячу лет люди будут слагать песни о том, как ты разрушила Забытые острова Лапзура, вооружившись одними лишь ножницами.

Я натянула улыбку, но она дрогнула, когда я вспомнила историю мастера Цыжина о моем предке, Ткаче.

– Очень жаль, что я их потеряла.

– Поэтому ты расстроена?

– Они долгое время принадлежали моей семье, – уклончиво ответила я. – Забавно, раньше я злилась из-за того, что их магия помогала мне шить. А теперь, когда я лишилась ножниц, мне их не хватает. Их магия была частью моего прошлого. Без них…

«Я боюсь, что потеряю себя».

Эдан нежно смахнул песок с моей щеки. Он наверняка чувствовал, что со мной что-то не так, но его беспокойство затмевала радость от прошлой ночи. Он по-прежнему верил, что смерть Бандура и уничтожение Лапзура остановили мое превращение в демона.

Жаль, что придется его разочаровать.

Поскольку сейчас, слушая свое сердце, я слышала каждый вдох в перерывах между биениями; его ритм оставался стабильным, и я гадала, сможет ли хоть что-нибудь в этом мире заставить его снова ускориться, испытаю ли я когда-нибудь хоть какие-то сильные чувства.

Мое сердце будет биться все медленнее и медленнее, пока в недалеком будущем не остановится полностью. И я перестану быть человеком.

Перестану быть Майей.

Надежда чахла в моей груди, но я выдавила улыбку. Пусть Эдан думает, что мне стало лучше. Хотя бы еще пару часиков. Пусть мы хоть на короткий промежуток времени побудем счастливыми.

Но мои глаза пылали знакомым жаром, и когда Эдан потянулся за моей рукой, закопанной в песок, я отпрянула.

Затем сглотнула.

– Я еще не спасена.

Я вытащила руки из песка и подняла их. Мои пальцы изменились до неузнаваемости и больше напоминали когти.

Эдан не выразил удивления.

Что удивило в свою очередь меня.

– Ты знал, что это произойдет?

Его лицо омрачили тени. Вместо того чтобы ответить, он взял мои руки, несмотря на когти, и крепко сжал их, когда я попыталась отодвинуться.

– Бандура больше нет, – сказал он, словно это могло меня утешить. – Ты не привязана к островам.

Эдан попытался меня поцеловать, но я отвернулась. Мои губы останутся холодными, как бы он ни пытался согреть их своими. Когда он коснулся моей поясницы и приподнял лицо за подбородок, я не смогла вынести багряного блеска своих глаз, отраженных в его.

– Тебе лучше уйти. Пока я не стала…

– Майя, нет, – Эдан показал на красную нить на своем запястье. – Мы с тобой связаны – в этой жизни и в следующей. Куда бы ты ни захотела пойти, я последую за тобой.

Я задумалась: а куда мне хотелось пойти? Я хотела увидеть папу с Кетоном, но мысль о том, что придется рассказать им правду о происходящем со мной, была просто невыносимой. Им будет больно от того, как сложилась моя судьба. Лучше уберечь их от этих страданий.

Несмотря на мое презрение к нему, император Ханюцзинь нуждался во мне. Чтобы выстоять против Гиюрак, потребуется другой демон, и покуда во мне еще жила прошлая Майя, я считала, что помочь ему – мой долг. Я должна была спасти Аланди. Оставалось надеяться, что еще не слишком поздно.

Я ласково оттолкнула Эдана и повернула его лицом к себе. Мой ответ был готов, но я знала, что он ему не понравится.

– Как думаешь, в нашей следующей жизни ты по-прежнему будешь собой? – спросила я. – Ты снова будешь сыном пастуха, а я – дочерью портного? Или кем-то абсолютно другим… и мне придется тебя искать? – Я наклонила голову. – Возможно, в следующей жизни ты даже не будешь любить читать.

– О, сомневаюсь, – сухо ответил он. – Некоторые вещи никогда не меняются. Хотя юный Джен думал, что книжки приносят больше пользы в качестве трута, чтобы жарить морковку. Моя семья жила бедно, и у нас не было государственного экзамена[1] для самоусовершенствования, как в Аланди.