Во время налёта на наш аэродром противовоздушная оборона республики сбила их самолёт наведения, и асам пришлось идти в бой «без поддержки штанов». Нас это вполне устраивало. Это был бой на равных, если не считать их численного превосходства. Чтобы уравнять шансы, мы применили небольшую хитрость. Как только разведка предупредила о налёте, мы взлетели и на сверхмалых высотах ушли в сторону. Их радары не заметили манёвра, и нам удалось внезапно атаковать воздушную армаду с фланга. Самолёты хвалёных асов горели, как свечки. Ничего подобного они не ожидали. В их строю началась элементарная паника. Мы сбили в этом бою чёртову дюжину. Ещё несколько самолётов «приземлили» силы ПВО, когда американцы в беспорядке уходили на свои аэродромы.

После этой провальной операции американским лётчикам запретили вылет. С этого момента за их авантюру отдувались пилоты европейских стран.

Справедливости ради отмечу, воевали американские лётчики лучше, чем их союзники. В этом памятном бою мы впервые потеряли сразу пять машин.

Коалиция после этого налёта изменила тактику. Они отказались от массированных налётов. Слишком большой урон несла их авиация от ПВО. Альянс перешёл к действиям небольшими группами, которые накатывались волнами, одна за другой. Это позволяло им уничтожать комплексы противовоздушной обороны. Установка, отработавшая по первой группе самолётов, не успевала сменить позицию и уничтожалась второй группой. Не легче стало воевать и нам. Едва заканчивался воздушный бой с одной группой, как налетала другая. Мы вынуждены были дробить силы, которые и без того день ото дня таяли.

Однако, и авиация блока несла большие потери. К тому времени, когда сбили и меня, я вогнал в землю одиннадцать «летунов», возжелавших в суверенной стране утвердить свою «демократию». Меня сбили вместе с моим другом, когда мы вдвоём пытались остановить около двух десятков самолётов. Мой друг в этом бою погиб. Мне удалось катапультироваться.

Новых самолётов не было, и я несколько дней просидел без дела. Потом пошёл командовать группой ПВО. С помощью обычных переносных комплексов эти группы сбивали не только вертолёты, но и низколетящие самолёты противника. Сбивать самолёты такими комплексами целая наука. От одной, двух ракет самолёт может увернуться. Но когда несколько зенитчиков с разных точек пускают ракеты по одному самолёту, шансов на спасение у того мало.

У ребят, которыми я командовал, были самые современные комплексы, хорошо отработанная тактика и великолепная выучка. Работать с ними было легко. Мне необходимо было лишь как можно точнее определить цель, её курс, скорость и своевременно подать команду. С ними я провоевал до конца войны, длившейся почти месяц.

Дальше начались скитания. Государство российское распалось. Марионеточные правительства почти всех «новых» государств объявили нас вне закона. Народ встречал добровольцев как героев, а власти называли нас «предателями демократии». Многие из наших остались в Белоруссии. Чтобы восстанавливать разрушенную страну, нужны были рабочие руки. А меня потянуло домой.

Воспользовавшись неразберихой, царившей после раздела России, я благополучно добрался до своей малой родины. За прошедшие годы моя родная деревня практически вымерла. Из трёхсот дворов осталось около пятидесяти. Не было колхоза, начальной школы, медпункта. Пустыми проёмами вместо окон и дверей зияло некогда добротное здание деревенского клуба. Ощущение — как будто и здесь прошла война.

Я не знал, что делать, пока не встретил в райцентре человека из закрытого наукограда, который и помог мне устроиться к ним на работу. О-о-о! это очень интересный городок. Я обязательно расскажу о нем, если вы меня примете в вашу команду, конечно…

Рассказчик виновато улыбнулся.

— А сейчас мне нужно немного отдохнуть. Что-то слишком я устал. Хотя и работал только языком, а будто весь день мешки ворочал…

— Это от потери крови, — пояснила «доктор» Алёна. — Илья Дмитриевич, — как и положено лечащему врачу, потребовала она, — раненому нужен покой и отдых!

— Полностью согласен, — улыбнулся Илья. — У него был тяжёлый день. Да и нам не мешает перед завтрашним выспаться… Потому приказываю: всем спать!

Никто не возражал. Только точку в разговоре поставил не капитан, а Ленка.

— Дядя Женя, — обратилась она к пилоту, — не беспокойтесь, мы примем вас в нашу команду! У вас такой же девиз, как и у нас: «Не покоряться обстоятельствам! Никогда!»

* * *

Спать легли не все. Илья, Дмитрий, Андрей и Алёна вышли из дома и примостились за углом, с противоположной стороны от острова. Здесь сидевший около палатки часовой не мог их видеть. Дмитрий настоял, чтобы ещё раз уже без посторонних ушей они уточнили план своего освобождения.

Начинать деловой разговор не спешили. Они всё ещё находились под впечатлением рассказа лётчика. Особенно сильно подействовала правда о войне на Алёну.

Девушка выросла в относительно благополучной обстановке. Ей не приходилось сталкиваться с наивысшей жестокостью капиталистического мира. Все катастрофы, локальные войны, террористические акты происходили где-то там, далеко. Ей казалось, они обходили, и будут и впредь обходить лично её стороной. И только сейчас, слушая Евгения, она осознала, насколько всё в этом мире взаимосвязано. Оказывается, в нём могут погибнуть не только слабые особи, но и целые народы, не пожелавшие подчиниться сильному. И такой мир создан не бессловесными тварями, а людьми. Единственными существами на планете, наделёнными разумом.

Её поколение было воспитано на примере благополучного Запада. С самого детства ей твердили: западная демократия — это высшая ступень развития цивилизации. Но очень похоже, что это очередной миф. Может ли цивилизация с таким животным и антигуманным отношением к человеку быть высшей ступенью? Откуда в «самом высшем» и благополучном обществе столько злобы и человеконенавистничества?

Задумавшись, Алёна задала последний вопрос вслух. Илья, размышлявший почти над тем же, немедленно откликнулся на её вопрос.

— Это ещё одно отличие западных «морских» народов от нас, «континентальных».

— Поясните, Илья Дмитриевич. Что за отличие?

— Ты никогда не задумывалась над тем, почему русского путешественника Миклухо-Маклая папуасы любили и боготворили, а англичанина Джеймса Кука аборигены убили и съели.

— Нет. Наверное, в разных племенах разные нравы…

— Не совсем так. Ответ простой, как и нравы самих аборигенов. Один пришёл к ним с добром, как равный. В нём, как в зеркале, отразилось человеколюбие русского народа. В другом с детства воспитывалось презрение и даже ненависть к людям слабым, находящимся на нижних ступенях социальной лестницы. Вспомни историю. Те же англичане, осваивая американский континент, практически уничтожили коренное население. А русские, осваивая окраины империи, дали возможность выжить даже самым крохотным народностям. Они впускали в свою «семью» всех и никогда не ставили вопрос о «чистоте крови». Тогда как западные народы вынашивали эту идею постоянно. Самый яркий пример из двадцатого века — действия «арийцев». Не остались в стороне и нынешние «властелины мира». Эти обвиняют русских в том, чего у нашего народа в принципе быть не может, в фашизме. Повод — протест русских против паразитов и угнетателей, имеющих отличную от русских национальность. Одним словом, вор всегда громче всех кричит: «Держите вора!»