взяться пышным бокам, когда ест она, что боги пошлют, за одним столом с подопечными сиротками? Но порой казалось, что эту женщину создал какой-то не очень умелый скульптор, просто взяв и обтесав кое-как большой кусок дерева или камня.

Только вот… Ларсен знал, какое большое и горячее сердце бьётся в этом «камне». Он видел, как преображается некрасивое лицо, когда она смотрит со стороны на своих «цыпляток», как проворно и ловко справляется со всеми хлопотами это «неуклюжее тело».

И зачастую в душе его просыпалось нечто сродни зависти: ведь будь в его детстве рядом такая наставница Ивилла, пожалуй, Оллье вырос бы совсем другим человеком.

– Добрый вечер! Нет, ничего страшного. Простите моё позднее вторжение, – развёл руками Ларсен. – Уезжаю завтра. Решил зайти предупредить и попрощаться. Скорее всего, не успею вернуться к началу праздников.

Он смущенно пожал плечами, заметив, как искренне она расстроилась.

– Как жаль, сатье Оллье, как жаль! – Ивилла вздохнула без всякого притворства. – Дети расстроятся, они всегда так ждут вас…

– Мне тоже жаль, – честно признался Ларсен. – Возможно, ещё успею… Или загляну к вам сразу после Нового года…

Пожалуй, единственной приятной из всех праздничных традиций была для Ларса традиция посещать приют и раздавать подарки и сладости местной ребятне. Собственно, изобрёл этот ежегодный обычай сам Ларсен Оллье, выросший в этих стенах и не знавший другого дома.

– Но раз уж так вышло, уважаемая Ивилла, вот… – Ларсен вложил в руку изумлённой женщины увесистый кошель и улыбнулся снова. – Придётся в этот раз вам побыть мной. Купите, пожалуйста, сами игрушки и сладости! Вы же лучше меня знаете, что они любят. А это… – во вторую руку лёг ещё один кошель, – на праздничный стол и… дрова. Холодно у вас здесь…

– Это только здесь, у меня, у деток в комнате я топлю, как следует… – заверила наставница приюта, словно оправдываясь.

– Вы о себе тоже не забывайте заботиться! – шутливо погрозил пальцем Ларс. – У них ведь никого, кроме вас, нет.

– Почему же? – смущенно опустила глаза женщина и улыбнулась. – Теперь вот ещё вы есть. Спасибо от всей души, сатье Оллье! Да хранят вас все светлые боги за вашу доброту! Да ниспошлют они вам удачу и счастье!

– Моя удача и так всегда со мной, – усмехнулся Ларсен. – Спасибо! Я пойду. С наступающими праздниками вас!

И он поспешил на крыльцо. Хотелось, конечно, повидать мелких на дорожку, но «цыплятки» сатии Ивиллы уже отправились спать. Сама она вышла проводить на крыльцо, махнула широкой натруженной ладонью.

– Возвращайтесь скорее, сатье Оллье! И спасибо, спасибо за всё!

Ларс, обернувшись, поднял руку в знак прощания, прикрыл тихонько створку ворот и зашагал прочь.

Мороз крепчал. Очень хотелось скорее добраться домой.

***

Всё-таки странная у Ларсена жизнь…

Вот чем сейчас заняты все нормальные люди?

К праздникам готовятся, разумеется.

Те, кто в отъезде, стремятся непременно скорее вернуться домой. Те, кто никуда не уезжал, наряжают семейные Древа Подношений, лепят «кулачки» с творогом и вишней – блюдо, без которого не обходится ни один новогодний стол, варят ягоднец, настаивают кое-что ещё покрепче. Бродят по ярмарке, закупая подарки и вкусности, и заранее зазывают друг друга в гости.

Мечтают, чтобы этакое пожелать в заветную ночь, сжигая смолистую веточку…

А Ларсен Оллье трясётся по ухабам с довольно неприятными попутчиками в чужом экипаже, порядком побитом жизнью и северными дорогами. Уезжает прочь от дома. Вместо того чтобы любоваться первым белым снегом, праздничными фонариками и принарядившейся столицей, он направляется туда, где круглый год жара и зелень, где никогда не видели ни снега, ни Древа Подношений, ни «кулачков» с вишней, ни ягоднеца.

Приблизительно такие невесёлые мысли крутились в голове Ларсена по дороге от Дан-ле-Рина до Морского Портала.

Нор-ле-Эвилье, небольшой северный остров, где Ларс родился и прожил всю жизнь, был со всех сторон окружённый водами Эвильского моря.

Хотя насчёт «родился» с уверенностью Ларсен утверждать не мог, поскольку никакими сведениями о своём происхождении и месте появления на свет Оллье не располагал. Всё, что ему досталось от неведомых родителей, это его имя.

Ларсен Оллье. Именно эти два слова были нацарапаны на клочке бумаги и вложены в одеяльце, в которое кто-то завернул подброшенного к приюту младенца. Старая Грымза, бывшая в то время наставницей, решила что это имя и фамилия. Так Ларсен и стал Ларсеном.

Но речь сейчас о другом…

Итак, Нор-ле-Эвилье, остров в Эвильском море, с одной стороны, имел отличное расположение – его труднодоступность спасала королевство от набегов докучливых воинственных соседей, но, с другой стороны, совершенно не годился для заядлых любителей путешествий, к коим Ларсен причислял и себя.

Чтобы попасть в любую землю, соседствующую с Нор-ле-Эвилье, нужно было выложить кругленькую сумму за пользование королевским Морским Порталом, либо самое малое неделю страдать от качки, добираясь по воде. И хорошо ещё, если судно шло под «магическим» парусом… А если приходилось ловить попутный ветер, так путешествие могло и на две недели растянуться, особенно, сейчас, зимой.

Поскольку Ларсен не располагал большим запасом времени, о парусниках и море сейчас не могло идти и речи.

И как раз по этой причине ранним утром Ларсен отправился на западную окраину столицы, где обычно можно было найти тех, кто брал попутчиков до Порта или Портала.

Любимую кобылу Красотку пришлось оставить на попечение одному приятелю. А сам Ларсен воспользовался наёмным экипажем, который обычно доставлял жителей столицы до ближайших городков. На это были серьёзные причины.

Вообще-то через Портал можно было путешествовать и с животными, и с громоздкими грузами. Вот только…

Удовольствие это слишком дорогое. Двести данов с него, и двести за лошадь. Это только в одну сторону. А ещё обратно. Итого уже восемь сотен.

А ещё нужно птичку выкупить. И ведь неизвестно, сколько за неё запросят… Если больше тысячи, так Ларсу проще самому птаху изловить. Иначе всё это опасное дельце вообще теряет смысл.

Он, конечно, уже сэкономил, отправившись пешком. Лошадь на время и в Тайвиэлии найти можно, и стоить это будет намного дешевле. Конечно, на Красотку он полгался как на себя, а от чужой лошади можно ожидать всякого. Но тут уж не до капризов. Зато четыре сотни данов в кармане останутся.

Итак, если от двух тысяч одну отдать за птицу, да четыреста дорога, да ещё лошадь купить, да ночёвки и разные непредвиденные расходы. Выходит, ему сотен пять всего и останется.