пояснила Теффа. Видно, у него было такое обескураженное лицо, что Видящая расхохоталась. – А ты думал, там только прекрасные и нежные девы? Сидят и ждут, пока за ними явится кто-то вроде тебя, дабы посадить их в золотую клетку. Нет, дорогой, нет. Просто охотятся только за дайанами – именно они по преданию обладают магией удачи и процветания. И с ними проще справиться. Да и держать в доме красивую невольницу куда приятнее, чем какого-то дикаря. К тому же, говорят, что дайны обращаются не в прекрасных птиц, а в уродливых крылатых ящеров. Птиц они напоминают лишь отдалённо. Зато их клыкам и когтям можно только позавидовать. Слышала ещё, что способность к обращению у Крылатых как-то связана с луной.

– То есть? Они не всегда могут обращаться в людей? – нахмурился Ларсен. – Как же мне тогда понять, что это действительно дайана, а не какой-нибудь перекрашенный синькой павлин?

– С этим могу помочь… Помнишь, ты мне привозил один медальон – клык лисицы-оборотня, вплавленный в солнечную медь? – хитро прищурилась Стеффия. – Я его усилила, теперь он позволяет отличать ложь от правды. Могут одолжить…

– Спасибо, Теффа, – он улыбнулся и благодарно кивнул. – Уж я в долгу не останусь, привезу тебе с юга подарочков.

– Я на это надеюсь, – томно мурлыкнула Видящая. – Кстати, мне в голову пришла одна мысль… Ты слышал про Базар Тысячи Чудес?

– Какой же «ловец редкостей» про него не слышал? – усмехнулся Ларсен.

– Вот туда и отправляйся в первую очередь! – подсказала Стеффия. – От Морского Портала до Базара не больше двух дней пути. А там, говорят, продают такие диковинки, которых нигде не найти. Как знать, может и дайана обнаружится. С моим подарочком ты сразу определишь её подлинность. Вот и не придётся тебе, рискуя жизнью, соваться в Долину Грёз. Получишь птичку и вернёшься обратно Порталом. Всё легко и быстро. И никакого риска…

– Ох, красота моя, когда всё звучит так гладко да сладко, это значит только одно… – рассмеялся Ларсен, – на деле всё окажется совсем иначе. Хотя… у меня ведь будет птица удачи! А, значит, всё должно сложиться более чем удачно.

– Ага, – хмыкнула Теффа. – А слыхал ты такую байку про дайан? Дескать, везеньем одаривают они лишь по своей воле, тех, кто к ним с добром, кто счастливую долю в их глазах заслужил. Если птичка в новом доме живёт как королева, вот тогда она и хозяев своих будет баловать удачей да богатством. А если обидеть такую крылатую деву, если насильно её в свой дом привести, то не одарит, а отберёт удачу волшебная дайана. Нашлёт такое проклятие, что все несчастья мира придут к твоему порогу. Не боишься прогневать крылатую деву, Везучий Ларс, а? Вдруг обидишь чем, она и отомстит… Смотри, руки-то не распускай!

– Ты этими байками пугай дураков, которые к тебе за гаданиями и пророчествами приходят! – холоднее, чем собирался, бросил Ларсен. – А я не верю в удачу. И не верю в проклятия. Я сам себе судьба. Своими руками жизнь свою создаю. И впредь ничего менять не намерен.

***

От Стеффии Ларс ушёл, наверное, спустя час, а то и больше. На дорогу получил сотню напутствий и увесистый свёрток с разными полезными артефактами, амулетами, зельями и прочей колдовской дребеденью.

У него и своих запасов – на год вперёд, но, раз Теффа решила сегодня поиграть в «заботливую женушку», не стал ей перечить. Никогда ведь не знаешь, что может пригодиться в пути. А у неё всё-таки пророческий дар имелся, вдруг предусмотрела что-то такое, о чём забыл сам Оллье.

Отправляться Ларсен решил завтра утром. А сегодня нужно было успеть нанести ещё один визит…

Смеркалось зимой быстро. Ещё не поздно, а казалось, уже ночь.

Темно и тихо. Остались за спиной сияющие огнями праздничные улицы центра столицы, ароматы выпечки и жареного мяса, весёлый смех праздно гуляющих горожан, задорные и светлые мелодии уличных музыкантов, которых даже лёгкий морозец не смущал – умудрялись играть на потеху публике, да ещё и пританцовывать, чтобы согреться.

А здесь темно и тихо. Словно никто и не ждёт праздника…

Только невесомые снежинки, кружась, сыпались из чернильной пустоты неба. Цеплялись за одежду, щекотали нос, холодили ладони. Чудилось, это крохотные существа, похожие на белокрылых бабочек, порхают в затейливом танце.

Когда-то он любил смотреть на снег, и на праздничные огни, и верил, что если в полночь на Новый год срезать веточку с Дерева Подношений, загадать желание, а потом сжечь её в камине, всё, о чём попросить, обязательно сбудется. Вот только годы шли, веточки вспыхивали, смолистые иголочки, потрескивая, становились пепелом, а желания не сбывались.

«Боги исполняют просьбы только хороших и послушных детей. А ты скверный, дерзкий мальчишка! За это тебя и бросили. Даже родной матери оказался не нужен. Ты подарков не заслужил. Будешь весь праздник сидеть в чулане, вот тогда смиришь свой мерзкий нрав!» – визгливый старческий голос так отчётливо всплыл в памяти, что Ларсен передёрнул плечами и даже оглянулся. Но переулок был пуст.

«Там теперь всё иначе…» – напомнил себе Ларсен и прибавил шаг.

***

Он не стал трезвонить в дверной колокольчик, просунул руку в неприметную щель в заборе, ловким движением отдёрнул щеколду и тихо вошёл во двор. Поднялся проворно на высокое крыльцо. Дёрнул на себя ещё одну скрипучую обшарпанную дверь и шагнул в сумрачный, холодный коридор. На звук его шагов из боковой двери вынырнула едва различимая во тьме тень и охнула испуганно.

Ларсен и сам невольно вздрогнул – снова привиделись призраки прошлого.

«Теперь всё иначе… – снова повторил он про себя. – Старой Грымзы давно нет».

– Не пугайтесь, уважаемая Ивилла, это всего лишь я, – подал голос Ларс.

Темноту разогнал тусклый свет лампы.

– Сатье Оллье? – удивилась женщина. – Добрый вечер! Что-то случилось?

Ларсен подошёл ближе, так что сумрак уже не мешал различать широкое круглое лицо, и улыбнулся приветливо-нейтрально.

Наставнице Ивилле он никогда не улыбался так, как улыбался другим женщинам. Любые комплименты или знойные взгляды в свой адрес она воспринимала как обидную насмешку. А огорчать эту женщину ему совсем не хотелось.

Да, она была далеко не красавица, и прекрасно об этом знала. Довольно грубые черты лица, крупный нос, блеклые, жиденькие волосы, бледная кожа. Высокая, широкая, плотная, на первый взгляд, совершенно неуклюжая.

Нет, она не была грузной… Откуда