Судя по всему, благосклонность и комплименты Сильвиидоставляли ей удовольствие, в чем нет ничего удивительного, подумал я, и в этотсамый момент произошло нечто, заставившее меня изменить свой поспешный вывод.

Карлотта Адамс посмотрела на сидевшую напротив Сильвию,которая отвернулась к Пуаро, и в ее бледно-голубых глазах появилось любопытное,оценивающее выражение. Она внимательно изучала нашу хозяйку, и в то же время яотчетливо читал в ее взгляде враждебность.

Возможно, я ошибся. А может быть, в ней говорилапрофессиональная зависть. Сильвия была знаменитой актрисой, поднявшейся насамый верх. Карлотта же только начала взбираться по лестнице.

Рассмотрел я и трех других членов нашей компании. Мистер имиссис Уилдберн – что сказать о них? Он был высоким, мертвенно-бледныммужчиной, она пухлой, экспансивной блондинкой. Они производили впечатлениесостоятельных людей, интересовавшихся всем, что касалось театра. Проще говоря,они не хотели говорить ни о чем другом. Поскольку я возвратился в Англиюнедавно, они не нашли во мне интересного собеседника, и в конце концов миссисУилдберн предпочла забыть о моем существовании.

Последним был молодой человек с круглым, добродушным лицом,который вошел в ресторан с Карлоттой Адамс. У меня с самого начала возниклиподозрения, что он не так трезв, как хотел бы казаться. Когда он начал питьшампанское, мои подозрения подтвердились.

Он определенно страдал от глубокого чувства вины. Все началоужина он провел в скорбном молчании. Позднее он излил мне свою душу, явнопринимая меня за своего старинного друга.

– Я хочу сказать, – говорил он, – что это не так. Не так,дорогой мой!

Оставляю в стороне некоторую нечленораздельность его речи.

– Я хочу сказать, – продолжал он, – я вас спрашиваю? Вот,например, девушка – прямо скажем – лезет не в свое дело. Все портит. Конечно, яей ничего этого не говорил. Она не такая. Пуританские, знаете ли, родители...«Мэйфлауэр»... все такое. Да чего там – порядочная девушка! Но я хочусказать... о чем я говорил?

– Что все непросто, – примирительно сказал я.

– Вы правы, непросто! Непросто! Чтобы здесь поужинать, язанял деньги у своего портного. Золотой человек! Сколько же я ему за эти годызадолжал! Нас с ним это сблизило. Нет ничего дороже истинной близости, правда,дорогой мой? Вы и я. Вы и я. А, собственно, кто вы такой?

– Моя фамилия Гастингс.

– Да что вы! Никогда бы не подумал. Я был уверен, что васзовут Спенсер Джонс. Дружище Спенсер Джонс. Встретил его в «Итоне и Харроу» изанял пятерку. То есть насколько одно лицо похоже на другое – вот что я хочусказать! Да если б мы были китайцами, мы бы вообще себя от других не отличали!

Он печально закивал головой, но потом приободрился и выпилеще шампанского.

– И все-таки, – заявил он, – я не негр какой-нибудь!

Эта истина так его обрадовала, что он переключился на болеесветлые мысли.

– Чаще думайте о хорошем, – принялся убеждать он меня. – Явсегда говорю: чаще думайте о хорошем. Совсем скоро, когда мне стукнетсемьдесят или семьдесят пять, я буду богатым человеком. Когда умрет мой дядя.Тогда я смогу заплатить портному.

И на его лице заиграла счастливая улыбка.

Как это ни странно, мне он понравился. У него было круглоелицо и до смешного маленькие усы, как будто кто-то уронил каплю туши на большойлист бумаги.

Я заметил, что Карлотта Адамс поглядывает в его сторону, акогда он заулыбался, она поднялась и сказала, что ей пора.

– Как мило, что вы пришли, – сказала Сильвия. – Я обожаю вседелать экспромтом, а вы?

– Боюсь, что нет, – ответила мисс Адамс, – я обычно всетщательно продумываю заранее. Это помогает избежать... ненужных волнений.

Что-то в ее тоне мне не понравилось.

– Результаты говорят в вашу пользу, – засмеялась Сильвия. –Давно не испытывала такого удовольствия, как на вашем сегодняшнемпредставлении.

Лицо мисс Адамс просветлело.

– Вы очень добры, – искренне произнесла она, – честноговоря, мне очень приятно слышать это от вас. Мне необходима поддержка. Онавсем нам необходима.

– Карлотта, – произнес молодой человек с черными усами, –протяни тете Сильвии ручку, скажи спасибо, и пойдем.

Чеканный шаг, которым он двинулся к выходу, был чудом еговолевых усилий. Карлотта быстро пошла за ним.

– Что-что? – удивилась Сильвия. – Тут кто-то, кажется,назвал меня тетей Сильвией? Я его не успела рассмотреть.

– Дорогая, – вступила миссис Уилдберн, – не обращайте нанего внимания. Какие надежды он подавал в Драматическом обществе, когда училсяв Оксфорде! Сейчас в это трудно поверить. Тяжело видеть молодой талантзагубленным! Но нам с Чарльзом тоже пора.

И чета Уилдбернов удалилась. Брайан Мартин ушел вместе сними.

– Итак, мсье Пуаро?

Он улыбнулся ей.

– Et bien[6], леди Эджвер?

– Бога ради, не называйте меня этим именем! Я хочу егозабыть! Вы, должно быть, самый черствый человек в Европе!

– Нет, напротив, я вовсе не черствый.

Пуаро тоже отдал дань шампанскому, даже чрезмерную, подумаля.

– Значит, вы поедете к моему мужу? И уговорите его сделатьпо-моему?

– Я к нему поеду, – осторожно пообещал Пуаро.

– А если он вам откажет – наверняка так и будет, – выпридумаете что-нибудь очень умное. Все считают вас самым умным человеком вАнглии, мсье Пуаро.

– Значит, когда я черствый, мадам, вы упоминаете Европу. Нокогда вы хотите похвалить мой ум, то говорите лишь об Англии.

– Если вы это провернете, я скажу о вселенной.

Пуаро протестующе поднял руку.

– Мадам, я ничего не обещаю. Я встречусь с вашим мужем винтересах психологии.

– Мне только приятно, что вы считаете его психом, но умоляювас: заставьте его – ради меня! Мне так нужна эта новая любовь!

И она мечтательно добавила:

– Представьте только, какую она произведет сенсацию!

Через несколько дней, когда мы сели завтракать, Пуаропротянул мне только что распечатанное письмо.