И вдруг я понял, что это Карлотта Адамс! Мужчины я не знал.Он был хорошо одет, с жизнерадостным, но каким-то бесцветным лицом. Я такихнедолюбливаю.

Карлотта Адамс была одета в очень простое черное платье. Еелицо было незапоминающимся – одним из тех подвижных, живых лиц, которые почтивсе время кого-то изображают. Оно легко принимало чужие черты, но своих,узнаваемых, у него не было.

Я поделился своими наблюдениями с Пуаро. Он внимательновыслушал меня и, склонив к плечу свою яйцевидную голову, цепким взглядомохватил два столика, к которым я привлек его внимание.

– Стало быть, это и есть леди Эджвер? Да-да, припоминаю, явидел ее на сцене. Она belle femme[1].

– И хорошая актриса.

– Возможно.

– Вы в этом не уверены?

– Видите ли, мой друг, все зависит от обстоятельств. Еслиона играет главную роль в пьесе и все действие вращается вокруг нее, тогда онаиграет хорошо. Но я сомневаюсь, что она может сыграть как надо маленькую рольили даже то, что называют характерной ролью. Пьеса должна быть написана о ней идля нее. Мне кажется, что она принадлежит к тем женщинам, которых интересуюттолько они сами.

Он помолчал и неожиданно добавил:

– Таких людей всю жизнь караулит несчастье.

– Несчастье? – удивленно переспросил я.

– Кажется, я удивил вас, друг мой. Да, несчастье. Потому чтотакая женщина видит только одно – себя. Она не замечает горя и бед, которые ееокружают, тех противоборствующих идей и поступков, которые составляют жизнь.Нет, они видят только свою дорогу. Поэтому рано или поздно их постигаетнесчастье.

Мне стало интересно. Честно говоря, я бы до такого вряд лидодумался.

– Ну а другая? – спросил я.

– Мисс Адамс?

Пуаро перевел взгляд на ее столик.

– А что бы вы хотели о ней услышать? – улыбаясь, спросил он.

– Только то, что вы о ней думаете.

– А разве я сегодня вечером играю роль прорицательницы,которая гадает по ладони и рассказывает, кто есть кто?

– Но у вас это получается лучше, чем у кого-либо другого, –возразил я.

– Как мило, что вы верите в меня, Гастингс. Я тронут. Норазве вам неизвестно, что каждый из нас – загадка, клубок противоположныхстрастей, желаний и склонностей. Mais oui, с'est vrai[2]. Мы делаем своималенькие выводы и в девяти случаях из десяти оказываемся не правы.

– Только не Эркюль Пуаро, – сказал я, улыбаясь.

– Даже Эркюль Пуаро! О, я отлично знаю, что вы всегдасчитали меня тщеславным, но уверяю вас, я человек скромный.

Я рассмеялся.

– Вы – скромный!

– Совершенно верно. Правда, должен сознаться, что своимиусами я действительно немного горжусь. Ничего подобного им я в Лондоне невидал.

– В этом отношении, – сухо отозвался я, – вы можете бытьсовершенно спокойны. Вторых таких нет. Итак, вы не рискуете вынести суждение оКарлотте Адамс?

– Elle est artiste[3], – просто ответил Пуаро. – Этим всесказано, не так ли?

– Однако вы не считаете, что ее подстерегает опасность?

– Она нас всех подстерегает, – сурово сказал Пуаро. –Несчастье всегда терпеливо ждет своего часа. А что касается вашего вопроса, тоскорее всего мисс Адамс ждет удача. Вы, конечно, заметили, что она еврейка?

Я этого не заметил, но теперь, после слов Пуаро, я увидел,что в ее лице действительно есть что-то семитское. Пуаро кивнул.

– Значит, она удачлива. Хотя следует сказать, что есть такаядорога, на которой и ее может постигнуть несчастье – мы ведь говорим онесчастье.

– Что вы имеете в виду?

– Любовь к деньгам. Таких, как она, любовь к деньгам можетлишить благоразумия и осторожности.

– Такое может случиться с каждым, – сказал я.

– Вы правы, но вы или я, во всяком случае, помнили бы обопасности. Мы бы взвешивали «за» и «против». А если человек слишком любитденьги, то все остальное остается как бы в тени.

Его серьезность рассмешила меня.

– Королева цыганок Эсмеральда сегодня в хорошей форме, –поддразнил я его.

– Психология людей очень интересна, – спокойно продолжалПуаро, – невозможно интересоваться преступлениями, не интересуясь психологией.Профессионала занимает не сам акт убийства, а то, что лежит за ним. Вы меняпонимаете, Гастингс?

Я заверил его, что понимаю.

– Я замечал, Гастингс, что, когда мы работаем надкаким-нибудь делом вместе, вы всегда побуждаете меня к физическим действиям.Вам хочется, чтобы я измерял отпечатки подошв, разглядывал сигаретный пепел иползал бы по полу в поисках доказательств. Мне никак не удается убедить вас,что если удобно устроиться в кресле и закрыть глаза, то решить любую проблемустановится гораздо легче.

– Только не мне, – сказал я. – Когда я удобно устраиваюсь вкресле и закрываю глаза, со мной всякий раз происходит одно и то же.

– Знаю, – кивнул Пуаро, – это странно! В такие минуты мозгдолжен работать с особой четкостью, а никак не спать. Умственная деятельность –это так интересно, так стимулирует! Функционирование маленьких серых клеточекдоставляет интеллектуальное наслаждение. Они, и только они, выводят нас изтумана к правде...

Честно говоря, я всегда переключаю свое внимание начто-нибудь другое, как только Пуаро упоминает о маленьких серых клеточках. Ястолько раз о них слышал!

На сей раз мое внимание было направлено на четырех сидевшихнеподалеку людей, и когда я почувствовал, что монолог Пуаро приближается кконцу, то заметил с усмешкой:

– Вы неотразимы, Пуаро. Прелестная леди Эджвер не в силахоторвать от вас взгляда.

– Должно быть, кто-то объяснил ей, кто я такой, – ответилПуаро, безуспешно напуская на себя скромный вид.

– Скорее это ваши знаменитые усы, – сказал я, – онапотрясена их красотой.

Пуаро нежно коснулся усов рукой.

– Да, они уникальны, – констатировал он. – Ах, мой друг, –цитирую вас – «зубная щетка», которую носите вы, – какой это ужас – какоеварварство – какое насилие над природой! Ступите на верный путь, пока непоздно, умоляю вас!