– Нам-то че объяснять? Мы на работе. Следователю объяснишь,че ты с ними делать хотел. А не объяснишь – годика на два сядешь. Если повезет– условно, – миролюбиво сказал моржеусый.

– Молодой еще выйдешь, красивый, новую жизнь начнешь! Атеперь топай давай! Топай! – ехидно добавил «дерганый» и подтолкнул Буслаева вплечо.

Перед глазами у Мефа точно алую ткань растянули.

«Все пропало! Дерись, или ты погиб!» – сказал чуждый голосвнутри, и, поверив ему, Буслаев спустил себя с тормозов.

– Да пошел ты! – сказал он, не задумываясь, что говорит, ивырвал у «дерганого» руку.

«Дерганый» попытался его схватить, но промахнулся, потерялравновесие и мазнул по лицу чем-то холодным, но не острым – видно, обручальнымкольцом. Меф и так был напряжен, а тут от боли в нем будто боевая пружинасорвалась. Не задумываясь, что делает, он захватил парня за плечо и, чутьпотянув на себя, левым коленом ударил его в печень. Колено едва опустилось, аМеф уже «на взрыве» доработал в то же пробитое место кулаком.

Охранник даже не согнулся, а точно вмялся и сполз. Лицо егопосерело.

Усатый, не растерявшись, сгреб Буслаева за ворот ветровки ирванул на себя. На мгновение ноги Мефа даже отделились от земли – рывок былборцовский, мощный. Меф упал на спину, больно ударившись лопатками и едваухитрившись сберечь затылок как более ценное свое достояние. Моржеусый поволокего, мешая подняться и свободной рукой отстегивая от пояса наручники. Мефсообразил, что охранник сейчас навалится на него, придавит всем весом,перевернет лицом вниз и попытается защелкнуть ему запястья.

Сообразив, что куртка не застегнута, Меф вытянул руки ипозволил ей соскользнуть. Теперь он был свободен, но, увы, только частично.Руки были скованы застегнутыми на пуговицы рукавами ветровки, вывернутыминаизнанку.

Сообразив это, моржеусый ухмыльнулся и продолжил тащитьБуслаева за ветровку. Меф с усилием перекатился на живот и вскочил. Не выпускаякуртки, охранник шагнул к нему. Меф чуть присел и, когда ветровка на секундупровисла, ударил его локтем. Удар пришелся в челюсть, причем самой правильнойчастью локтя.

Послышался глухой звук, какой бывает, когда кий бьет пошару. Усатый рухнул. Наступив на ветровку и высвободив застрявшие кисти, Мефрванул к выходу. Выскочил на стоянку и в запале перебежал дорогу передотходящим автобусом, мазнув бедром по его фаре. Водитель дал запоздалый сигнал,когда он был уже далеко.

Петляя между автомобилями, Меф промчался метров пятьдесят.Оглянулся. За ним никто не гнался. Правда, краем глаза Буслаев видел, какохранник на стоянке, отделенный от него тремя-четырьмя рядами машин, тревожноговорит что-то в рацию. Вот он уже поворачивается, озирается, но Мефа пока незамечает. Сообразив, что бегущий человек первым привлечет его внимание, Мефзаставил себя остановиться. Это было тяжело, потому что сердце еще неслоськуда-то. Вместо того чтобы пересекать парковку, Меф, смешавшись с толпой,отправился обратно к гипермаркету – в зону погрузки.

Дама средних лет, похожая на грустного, очень домашнегоослика, с усилием вытягивала из тележки тяжеленный пакет. Меф подхватил его ипереставил в открытый багажник.

– Спасибо! – сказала женщина.

– Да не за что! До Москвы не подбросите? – попросил Меф.

Дама посмотрела на него, видно, взвешивая, насколько Буслаевспособен треснуть ее по голове.

– Ладно, садись. А корзину свою и – что еще там у тебя? – назаднее сиденье бросай! – согласилась она очень печально.

«Все меня используют! Муж, дети. Даже и этот помочь не могпросто так! Бедная я!» – говорил весь ее невеселый вид.

– Корзину? – удивился Меф, опуская глаза.

Оказалось, что, убегая из гипермаркета, он зачем-то захватилс собой громоздкую корзину и сумку с майками и все время тащил их с собой.Маразм!

«Значит, барахло это я все-таки украл!»

– Так ты ставишь корзину? – поторопила дама.

– А, ну да! – сказал Буслаев, закидывая корзину черезоткрытое стекло в салон.

Дама села, долго искала ключ, долго пристегивалась, долговыруливала, вертя туда-сюда головой. Мефу хотелось заорать «скорее!», но онпонимал, что грустных осликов не торопят. Они от этого останавливаются и вообщеникуда не идут.

– Какой-то ты взмокший. Бежал? – спросила дама,останавливаясь, чтобы пропустить микроавтобус, который сам их пропускал,назойливо сигналя фарами.

Меф провел рукой по лицу. Действительно, мокрое. Даже бровии те влажные. На пальцах капли остаются. И как только его в машину посадили? Онже похож на полного психа! Да и рубашка порвана. Должно быть, усатый все-такиуспел в него вцепиться.

Теперь, когда сердце уже не стучало так бешено, до Мефапостепенно доходило, что он только что натворил. Если его теперь найдут,условным сроком точно не отделаешься.

– Подарки покупал? – спросила дама, считавшая своим долгомвсю дорогу разговаривать.

– Угу, – сказал Меф.

– Родителям?

– Маме.

Лицо загнанной жизнью дамы выразило полное согласие с тем,что папам ничего покупать не надо. Русская национальная игра: хочешь обрадоватьмаму, скажи ей, что не любишь папу.

– И как тебе гипермаркет? Хороший, правда? – спросила онапотеплевшим голосом.

– Ничего. Нормально.

– Ты просто как мои дети! – возмутилась дама. – Почему вы неговорите «понравилось», а говорите «ничего» или «нормально»?

– Не хочу говорить то, чего от меня ждут.

– То есть, по-твоему, слова «нормально» от тебя не ждут?Никто не догадается после десятого повторения?

Меф скосил глаза. Покидая зону парковок, они проезжали мимодвух охранников, напряженно озиравшихся по сторонам. Машину они, однако,пропустили без проблем. Их куда больше интересовали пешие. Меф на всякий случайотвернулся, хотя понимал, что через частично затемненное стекло машины узнатьего невозможно, да и кого узнавать? Вряд ли у этих охранников уже есть егоописание. Разве что самое приблизительное: парень среднего роста, молодой, врубашке с короткими рукавами. Волосы – длинные.