Хёрд и Барди понимают, что я говорю с Голосом, и в ожидании вопросительно на меня смотрят.

– Эм… – я не совсем уверен в том, что нужно сказать, – Мы можем перекрыть у всех обоняние. Так будет удобнее.

– И как? – Барди приподнимает бровь.

– Нашей кровью.

– Нашей кровью, – повторяю я.

После секундного молчания Существа переглядываются. В их глазах появляется сомнение.

– Хорошо, – произносит Хёрд и на шаг приближается ко мне.

– Не доверяют… Но ты им нужен. На этом и сыграем.

– Ладно, – я напряженно выдыхаю: вновь беспомощная марионетка. Это раздражает.

– Крови много не понадобится, так что палец подойдет.

Режь его, выдавливай сколько сможешь и делай каждому полосу от середины лба до переносицы.

Себе не нужно. Дальше я сам.

Четкая пошаговая инструкция. Жаль, нет буклетика с пронумерованными рисунками. Как у «ИКЕА».

Используйте вашу кровь, чтобы соединить номера 1 и 2.

Используйте Голос, чтобы не ошибиться.

Шаг первый… Шаг второй… Шаг третий…

– Режь.

Лезвие финки с легкостью разрезает подушечку большого пальца.

Как и велел Голос, я оставляю по кровавой полосе на лбах Хёрда и Барди и отхожу назад.

– Дыши медленно. Сосредоточься на ком-нибудь из них и не моргай.

Повинуясь указаниям Голоса, я перевожу взгляд на Хёрда.

Секунда, две, три – ничего. Еще секунда, и начинается быстро нарастающее покалывание в кончиках пальцев. Оно охватывает ладони и почти сразу поднимается по предплечьям. Добирается до локтей и все…

Усиливается. Сотни тысяч игл касаются моих рук. Некоторые проникают под кожу, а некоторые едва касаются ее…

Звон в ушах не сбивает меня. Лишь тревожит.

В глазах темнеет. Сердце перестает биться… Несколько секунд – вновь работает, и на мгновение его первого удара, кожа на лице Хёрда становится прозрачной…

Я вижу каждую его вену.

– Сосредоточься…

Удар – снова появляется кожа, удар – вены, удар – теперь я различаю мышцы.

И вдруг все обрывается. Словно ничего и не было…

Полоса крови на лбу Хёрда бесследно пропадает.

– Неплохо… Всего пятнадцать секунд… Теперь на второго.

Проделав тот же самый «ритуал» с Барди, я ощущаю неимоверную тяжесть в руках ноющую боль в пальцах. К горлу подкатывает тошнота.

От голода?

– Через пару минут пройдет. Спроси, чувствуют ли они что-нибудь.

– Чувствуете что-нибудь? – я неотрывно смотрю на Хёрда, ведь он первым подвергся… Этому.

Он втягивает воздух несколько раз – на его лице появляется удивление.

– Ничего. Хм… Слышал я о таком, но никогда не испытывал.

– Тоже ничего. Абсолютно. Да… Интересно, – Барди тоже не улавливает никаких запахов.

Короткими вдохами через нос я проверяю свое обоняние – ничего.

– Тебе многому предстоит научиться, Крис. А пока иди.

Я прикрою.

Звучит обнадеживающе… Но тогда отчего внутри меня разгорается тревога…

* * *

Барди убирает последнее тело от двери – путь свободен. Первым так же шагает Хёрд. За ним, ступая след в след, иду я. Барди замыкает.

Внутри тихо. Я давно здесь не появлялся, но прекрасно помню, что Эрмитаж и тишина – несопоставимые вещи. Разве что по ночам. Днем же залы наполняются людьми порой настолько, что приходится с огромной ловкостью лавировать между нескончаемыми группами, потоками и одиночными туристами.

Снуют из зала в зал. Фотографируют. Рассеянно слушают экскурсоводов или аудиогид на шее… Мало кто по-настоящему наслаждается искусством, вникает в историю экспонатов и с восхищением проводит долгие часы в музее. Прерваться можно на туалет или на чашку кофе в буфете на первом этаже…

Туристы… Летом к кассам собираются такие длинные очереди, что в некоторые дни они растягиваются до Александровской колонны.

Туристы… Многие из них чересчур шумные. Мы с Варей никогда не могли понять: ругаются они или просто громко говорят. Нам эти иностранцы казались такими странными, иногда смешными и какими-то недосягаемыми…

Но сейчас у касс крайне тихо. Никаких голосов, никаких передвижений. Только безжизненные, вздутые, гниющие тела почти полностью устилают собой пол, местами громоздясь друг на друге.

Между трупами расползается и затекает под них какая-то темно-коричневая жижа… Возможно, рвота, кровь и выделения слились воедино и…

Хорошо, что мы не чувствуем смрад, который явно заполонил собой тут каждую щель.

– Н-да-а-а… – протягивает Хёрд, оценивая обстановку. – Куда идти?

– Налево, – я указываю нужное направление. – Первый поворот направо, а дальше прямо через вестибюль и галерею до центральной лестницы.

– Понял, – Хёрд едва заметно кивает. – Смотрите в оба. Стреляем в крайнем случае.

– Слышь, командир, – усмехается Барди. – Все никак «Егеря» из головы не выкинешь?

– Да… – отвечает задумчиво Хёрд.

– Не парься, скоро исчезнет. Я от этого «Мурома» тоже пока не избавился. «Муром»… Надо ж так обозваться…

– Надо идти, – я понятия не имею, о чем они говорят, но медлить нельзя.

– Да… – Барди хмыкает и перекидывает нож в правую руку.

* * *

В вестибюле на информационной стойке лежит мертвый мужчина с полностью обглоданным предплечьем. Локтевая и лучевая кости переходят в нетронутую Дикими кисть. На других телах видимых повреждений нет, но они порядком сгнившие.

«Ускоренное разложение»… Занятно.

Хёрд идет молча. Барди что-то периодически бубнит себе под нос.

* * *

Иорданская галерея располагается сразу после вестибюля. Два ряда массивных колонн, подпиравших высокие своды, условно разделяют ее на три части, и центральная упирается в широкую лестницу с красной ковровой дорожкой.

Перескочив через турникет между вестибюлем и галереей, мы держимся правой стороны.

Хёрд замедляет шаг и останавливается, касается пальцем своего уха, а затем указывает вперед. Мы застываем на месте и не сразу улавливаем тихие, прерывистые хрипы, судя по которым, где-то затаились несколько Диких.

Вот и первая встреча.

Их четверо. Стоят с запрокинутыми назад головами за одной из колонн на левой стороне. Из открытых ртов, измазанных засохшей кровью, и доносятся хрипы. У всех на шеях висят аудиогиды, а в ногах валяется пара разбитых фотоаппаратов – туристы.