— Для тебя, Господарь?!

— По имени, — вдруг сказал он, и голос его почему-то ревниво дрогнул. — По имени меня зови. А то Господарь да Господарь… слух режет.

Я лишь кивнула головой, но имя его произнести не смогла.

Откуда мне было знать, как Господаря зовут?! Эльжбета знала, наверное; но ее мысли давным-давно из моей головы выветрились. Личность ее таяла с каждым днем. И воспоминаний никаких не оставалось.

— И зачем же оно тебе понадобилось? — тихо спросила я.

Господарь снова испытующе посмотрел на меня.

— Имени моего не знаешь?! — изумился он. — Тебя что ж, муж ребенком замуж взял, да стерег, как дракон, чтоб ты о других мужчинах даже не задумывалась?! И имен их не повторяла вслух?

— Ну, почти, — удушливо краснея, пряча взгляд, ответила я.

— Влад, — сказал он. — Таким именем меня мать назвала. Ну-ка, повтори — Влад.

— Влад, — послушно повторила я и покраснела еще гуще.

Мое смущение ему понравилось.

И я вдруг почему-то ощутила себя невестой, которую знакомят с женихом…

— Так зачем ты покупал это лекарство, и у кого, — возвращаясь к начатой теме, повторила я.

— Когда на мне метку дракона ставили, — нехотя произнес Господарь, — на спине. Рана была уж очень нехороша. Кровь испоганили. Умирал я.

— Но зачем же это варварство?! — вскричала я. — А если б умер действительно?!

Он пожал плечами.

— Все умирают. Даже Господари. Кому-то везет, кому-то нет. Но эта традиция древняя. Иначе как узнать, годен ты на что-то или нет?

— Но это неоправданный риск!

— Этот риск показывает, свернешь ли ты с выбранного пути, даже если смерть тебе будет грозить, или нет. То, что это опасно, и что от этого умереть можно, знают все. Я прошел этот обряд. Но мне не повезло, я сделался болен. Вот тогда нашли этих ведьм…

— Что за ведьмы? — удивилась я.

— Да-а, — протянул он, — старые поганки, что в Сырой Пещере живут. Они помочь-то, вылечить, не раскачаются. Помер бы я — ну и шут со мной, им это было без разницы.

— Ах, да… Лиззи говорила, что к Клотильде приходила какая-то старуха, и учила, как с луковицами цветов обращаться, — пробормотала я.

— Старуха? Значит, живы, поганки старые. А я думал, уж давно заплесневели в своих пещерах. Им уже тогда упыри сильно досаждали. На ведьм эта нечисть охотилась охотнее всего. Их ведь никто не охранял. Легкая добыча. И ведьмы согласились вылечить меня в обмен на защиту. Дали двуцветник, — он усмехнулся. — Черт знает, где он растят их. Не в пещерах же! Там темно, холодно. Мох, и тот не растет. А тут – цветы. Ну, дали несколько. Но не просто так. И даже не за обещание их защитить. За деньги. Полную телегу золота им насыпали. Алчные душонки, завтра в гроб, а все золота желают… А ты за медяки продаешь.

— Откуда ж у простого люда телега с золотом, — буркнула я. Господарь снова покосился на меня. В уголках его глаз залегли смешливые морщинки. — Да и я искренне желаю помочь. Если могу страдания, боль облегчить, почему нет? Я облегчу.

Так, разговаривая, мы дошли до дома.

Я провела Господаря до кабинета аптекаря, раскрыла перед ним дверь.

— А отец мой что?

— А отец твой сварил снадобье, — продолжил Господарь, переступая порог и за собой двери плотно затворив. — Спешил. Ошибался. Вышло лекарства меньше, чем было положено. Но мне хватило. И плату он взял небольшую в сравнении с ведьмами. Сотня капель — сотня золотом. И только. Честный он был человек. А я, как только на ноги встал, пошел отгонять упырей от пещер. Жизнь ведь стоит того, чтобы исполнять данное слово даже перед старыми злобными змеями?

Господарь оглядел кабинет аптекаря и снова усмехнулся, как мне показалось.

Сто золотых — деньги огромные для нашего поселка. Но что-то тут не пахло роскошью. Если б Господарь спросил моего мнения, я бы ответила ему, что на эти деньги, скорее всего, аптекарь купил книги, стеклянные реторты и колбы.

Но Господарь не спросил.

— Если велишь, — твердо сказала я, стараясь не отводить взгляд от лица осматривающегося Господаря, — я верну эти цветы Клотильде. Они дорогие. Это верно. И мы не имели права…

— Себе оставь, — перебил меня он. — В твоих руках они принесут добро. А она, стерва эта жадная, ничем ведьм не лучше. Потравит еще народ. Будем считать, что это ее откуп. Воров, душегубов в моей земле наказывать надо строго, — голос его стал суров. — Пусть скажет спасибо, что руки-ноги на месте остались, и что огонь пятки не облизал. И девчонке своей скажи, — грозно напомнил он. — Что накажу, если не перестанет плутовать. Уши надеру.

Он вдруг осекся, замолчал, словно тяготясь какой-то мыслью.

Потом вдруг полез за пазуху и вынул какую-то бумагу, свернутую в трубку.

Она была перевязана тесьмой и запечатана алой сургучной печатью. Порядком потрепана и помята, словно он долго носил ее с собой…

— Развод твой, — четко, как отрезав, произнес, наконец, Господарь и решительно протянул мне эту грамоту. — Теперь ты свободна и вольна сама распоряжаться собой, своей жизнью. Мужу больше не принадлежишь. Можешь иного мужа избрать… какого сама захочешь.

Он замолчал, и я вдруг с волнением и радостью поняла, что он ревнует.

К своему слуге меня ревнует! Он видел наш поцелуй на празднике, хоть и шутливый, но заревновал.

Но все равно развод с Жаном мне устроил, свободу дал. И дальше не неволил.

— Моей волей ты хозяйка этому дому и всему, что в нем. Никто из семьи мужа не вправе претендовать на твое добро. Но и ты на его дом тоже прав не имеешь. Так честно будет.

— Спасибо, Господарь… Влад, — тотчас же поправилась я, заметив, как сверкнули его глаза. Мои руки дрожали, когда я брала эту бумагу, самую дорогую на свете. — Мне от их семьи не нужно ничего. Ты, Господарь, за три дня дал мне больше, чем муж за год жизни с ним. Выжить помог и на ноги встать. За это всю жизнь благодарить тебя буду!

— Жизнь на жизнь, — ответил он. — Я тебе тоже обязан многим.

— Я ведь знаю,