травматическое переживание?

– Ну, как будто мы все это выдумали. Что мы провели все лето на теннисном корте, играя во всякие вымышленные игры, потому что хотели взять ситуацию под контроль, почувствовать свою силу. Что у нас психологическая травма и что нам следовало бы обратиться за помощью к специалисту.

Наступает молчание. Затем Фиона говорит:

– Ну, возможно, и следовало бы.

Я не знаю, что сказать. Потому что Фионе и вправду следовало бы поговорить с кем-нибудь.

– Я собираюсь ложиться спать, – говорит она, словно ощутив неловкость. – Все нормально?

– Да, – вру я, снова переворачивая карту. По-моему, у меня нет такой колоды. – Поговорим завтра. Спокойной ночи.

Я засыпаю с картой на груди.

23

Просыпаюсь я так рано, что на улице еще темно. Пятерка пентаклей по-прежнему лежит у меня на груди, лицом вниз, а это значит, что я проспала все это время, не пошевелившись. Как труп.

Я нахожу в темноте халат, пытаясь вспомнить сон. Очередной сон про Аарона, и я в роли незаметного наблюдателя каких-то рядовых событий его безрадостной жизни.

На этот раз мы стояли у банкомата. На экране высветилось сообщение о превышении ежедневного лимита, и поэтому он пошел к другому банкомату и снял еще сотню.

Я снова смотрю на карту Таро, на двух нищих у церкви. «Ну что ж, денежные мешки, – думаю я. – На подачки и благотворительность вы точно не рассчитываете».

Мы с Лили теперь не рискуем и сорок пять минут идем до школы пешком.

– Привет! – говорит Лили.

Она нашла зимнюю одежду. Бирюзовые «Мартинсы», синие джинсы, зеленовато-синяя парка. Волосы заплетены в две длинные французские косы. Мы идем по большей части молча, пока у меня не лопается терпение и я понимаю, что не могу больше сдерживаться и молчать о Ро.

– А Ро говорил с тобой… о том, что он сам думает обо всем этом?

Впервые с тех пор, как она вернулась из реки, на лице Лили отражается тревога. Обычно в последние несколько месяцев на нем читалось только недоумение, праведное негодование и глубокомысленное спокойствие. Теперь же появилось что-то еще. Впервые за долгое время она выглядит как типичная девочка-подросток.

– Немного, – неуверенно отвечает она. – Сейчас у него… период перемен.

– Ну да, – отвечаю я с облегчением от того, что она тоже это заметила.

Я рассказываю о том, как мы провели день до того, как он уехал в Дублин, и о том, как посоветовала ему забыть о неприятностях.

Глаза Лили расширяются, голубые радужки становятся бледными и прозрачными, как у озера, из которого можно пить. Она поднимает голову вверх, словно собирается заговорить с небом.

– Может быть, так и есть, – напряженно начинает она. – А может, и его затронул Колодец.

– Ты так думаешь? А вокруг него воздух колышется?

– Вроде того. Но не так сильно. Наверное, я раньше не обращала внимания, потому что у тебя было заметнее. Но не знаю. У меня есть кое-какие догадки, Мэйв.

Она смотрит на меня очень серьезно, с выражением какого-то выдающегося деятеля, и если бы мы не говорили о Ро, я бы рассмеялась.

– Продолжай.

– Когда дочь Нуалы сказала, что люди становятся мягкими и податливыми, она, наверное, не догадывалась, что это влияет и на таких, как мы. На наши мысли.

– То есть на «ненормальных».

– Да. Может, не знаю, может, из-за того, что Ро старше нас, и из-за того, что он теперь немного отстранился от нас… ну, понимаешь, он теперь больше времени проводит во взрослом мире по сравнению с нами.

Увлекшись, Лили продолжает. Цвет ее глаз меняется с небесно-голубого на электрический голубой.

– Ты, я, Фиона, мы постоянно общаемся друг с другом, каждый день. Напоминаем друг другу о… том, что с нами произошло. О том, на что мы способны. Но Ро постоянно встречается с новыми людьми, а ведь когда встречаешься с новыми людьми, то приходится немножко забывать о том, кто ты есть, правда?

Она говорит последнюю фразу с такой убедительностью, как будто это известный всем факт про знакомство с новыми людьми.

– Приходится кое о чем забывать, чтобы дать место новым впечатлениям. В голове.

– Ну да, – говорю я, полностью сбитая с толку. – Конечно.

– И он забывает о многом. О слишком многом, – продолжает она мрачно.

– Так что же нам делать? Проводить с ним больше времени?

– Но он не захочет проводить с нами больше времени, – отвечает Лили, смотрит на меня и тут же, похоже, жалеет, о том, что сказала. – Я понимаю, что для тебя это неприятно. Извини.

Мы идем дальше. Я понемногу осознаю, что смогу смириться со всем – с любыми встречами с сумасшедшими «Детьми Бригитты», с любой потерей магии или, наоборот, обретением любых способностей – но с этим, то есть с ощущением того, что Ро отдаляется от меня и от всего, что нам пришлось испытать вместе, я смириться не могу. Это чувство для меня непереносимо. Целый август я беспокоилась о том, что нам с Ро придется жить по разным графикам или что он отправится в тур, пока я буду ходить в школу. Но я совершенно не ожидала, что он станет забывать.

И отдаляться от меня.

– Надо раздобыть что-то, принадлежащее Аарону, – решительно говорю я. – Надо связать его как можно быстрее, пока он не высосал еще больше магии, и восстановить Колодец, чтобы Ро вспомнил. И чтобы все перестали вести себя так, как будто сейчас пятидесятые.

– Ага, – соглашается Лили. – Но как нам это сделать?

– Проникнем в дом Аарона.

– Когда? Сейчас?

– После школы. Если я пропущу занятие, мать точно не разрешит мне больше выходить из дома.

Мы продолжаем шагать в ногу, на мгновение чувствуя себя скорее хищниками, чем добычей.

* * *

Спустившись в подвал, мы видим, как из кабинета мисс Бэнбери выходит Фиона. К моему облегчению, заметно более радостная, чем на протяжении нескольких последних недель. Я смотрю на часы. Еще нет девяти.

– Привет! – обращается к нам она.

– Привет, – отвечаю я, склоняя голову набок. – Ты что там…

– Решила последовать твоему совету. Ну, знаешь… про консультацию с кем-то беспристрастным.

– А, это… – удивляюсь я еще сильнее. – Да будет известно, что Фиона Баттерсфилд иногда внемлет советам.

Фиона выглядит слегка смущенной, как будто ей приходится признаться в том, что она «девочка с проблемами».

– Ну, ни о чем слишком… серьезном мы не говорили. Но она сказала, что мне стоит попробовать вести дневник и записывать то, что я не хочу говорить вслух.

– Думаю, это великолепная идея, – сияю я от радости.