– О нет… Все было немного иначе. Он лежал на кровати. Это даже выглядело так, как будто ему удобно. Простите меня за такие слова, но я бы сказал, что он выглядел умиротворенно, как будто на картине. Это довольно странная мысль, но я подумал, это вас, возможно, приободрит…

– Да, – ответила Тильда. – В некотором роде.

– Я пришел в комнату, потому что меня позвал мистер Хулио Монтеро, коллега мистера Норберга, как я понимаю.

– Да… Так и есть, – подтвердила она. – Он все еще здесь, в отеле?

– Боюсь, что нет. Но, простите, можем ли мы что-то сделать для вас?

– Я бы хотела увидеть его комнату. Ту, где он умер.

Было решено, что ее покажет Агнес. Она повела нас вверх по лестнице, постоянно оборачиваясь, как будто хотела что-то сказать, но каждый раз меняла свое решение.

Первое впечатление от комнаты: такая светлая и лаконичная, что Феликс, наверное, был счастлив здесь. Мы с Тильдой смотрели на кровать, как будто она могла что-то рассказать нам о последних моментах его жизни, но ее перестелили с безупречной аккуратностью, как будто смерть – это лишь событие второго порядка, ее следы легко стереть, перестелив белье и взбив подушки. Я подошла к окну, чтобы посмотреть на вид, который открывался Феликсу: сад, площадка для гольфа, серебристые леса вдали. В то же время Тильда обходит комнату, скользя пальцами по поверхностям, прикасаясь ко всему, к чему прикасался Феликс.

– Здесь уже ничего нет, – сказала она, – но я чувствую его присутствие. Представляю его в этой комнате, как он занимается рутинными делами, принимает душ, переодевается в спортивную форму.

У нее снова глаза на мокром месте, а Агнес говорит:

– Вчера утром я сделала несколько фотографий. На них он, комната. Просто на всякий случай, вдруг это будет важно… Не знаю, захотите ли вы или его родственники увидеть эти фотографии…

Тильда посмотрела на нее резко, спросив натянутым шепотом:

– Что? Что вы сказали? Вы фотографировали труп? Зачем?

– Я не знаю. Почему-то тогда мне показалось это важным. Я не очень понимаю почему.

Тильда села на кровать, поникла головой, как будто слишком устала думать, но потом взяла себя в руки и сказала:

– Я хочу их увидеть. Подойдите ко мне, покажите их.

Агнес села рядом с Тильдой, я села позади, и она показала нам фотографии: ванная, его бритва, использованное мыло, спальня, нетронутый поднос с едой, вид на площадку для гольфа, и, наконец, сам Феликс, лежащий на спине на кровати, глаза широко раскрыты, безучастный взгляд в потолок, халат разметался, левая рука свисает с края кровати, пальцы зависли над полом.

Тильда уставилась на фотографию, лицо у нее побелело, застыло.

– Я хочу, чтобы вы мне их прислали по электронной почте, а затем удалили. – Она ищет в сумке бумагу и ручку, записывает адрес.

– А где его вещи? Одежда, туалетные принадлежности, обручальное кольцо, часы, запонки? Они должны быть у вас.

– Да, конечно. Мы их упаковали… Вы сможете забрать их, когда будете уезжать.

Когда мы покидаем комнату и спускаемся вниз, то встречаем Отто, он ждет нас у стойки администратора, рука его лежит на черном чемоданчике на колесах.

– Это вещи вашего мужа… Заберите их, пожалуйста, и, если мы еще чем-то можем помочь, не стесняйтесь спрашивать. Я положил в сумку свою визитку.

Мы забрали чемодан, заказали такси до железнодорожной станции, собираясь возвращаться в Лондон. Тильда сказала, что хотела бы остаться одна в квартире, велела мне вернуться на Уиллесден-грин. Я была совершенно разбита, почти без сил, но все равно включила ноутбук, это был бессознательный рефлекс, я не собиралась этого делать. Взглянув на экран, я увидела десятки сообщений от Скарлет.

Ее письма были примерно одного содержания. «Я сделала все, о чем мы договаривались. Теперь твоя очередь» или «Калли, ты должна выполнить свою часть сделки. Нам нужно обсудить детали» или «Не игнорируй меня. Ты должна действовать сейчас… Не забывай, Белль хотела этого».

Я «должна» то, я «должна» се. Она еще не предложила ничего, что могло бы указывать на ее или мою вину, но смысл ее слов до того прозрачен, мне было так дурно, что я думала, меня стошнит. Ее требования ужасны, и все же я осознала, что ожидала такого исхода с того самого момента, когда узнала о смерти Феликса, и всю дорогу меня, как болезнь, не покидало отравляющее знание, что Скарлет постарается извлечь выгоду из этой чудовищной трагедии. И вот теперь мне отчаянно хотелось заставить ее молчать, отделить ее от себя, отдалиться.

Черт возьми, – написала я. – Я тебе не верю. Ты больная. Я не хочу больше тебя слушать. Держись от меня подальше.

Она ответила сразу же:

– Смешная ты, Калли. Какие еще тебе нужны доказательства. Кстати, передай мои соболезнования твоей несчастной сестре. Сочувствую ее утрате. В то же время давай надеяться, что теперь ваша жизнь, и ее, и твоя, сможет вернуться в мирное русло.

– Даже не говори о моей сестре! Ты больная стерва!

– Вся страна говорит о ней, нравится тебе это или нет. Ты заходила в интернет? Завтра об этом напишут все газеты.

– Ты, пиявка, сосешь мою кровь в такой тяжелый момент. Я тебе уже сказала, я не верю ни единому твоему слову, так что отвали уже, сгинь.

– Ты там давай не кипятись! Напиши мне свой адрес, нужно прислать тебе кое-что.

– Нет!

Я захлопнула крышку ноутбука, чувствуя отвращение к Скарлет и к себе за то, что вообще с ней связалась. Ощущение, что весь этот ужас случился из-за слабости моего характера, из-за того, что я поддалась, пошла на поводу у такой сильной и властной личности, как Скарлет. Стараясь успокоиться, я пошла на кухню и разогрела себе курицу тикка масала[17], вернулась в спальню и ела, пытаясь вернуться в нормальное состояние. Обычный человек ест обычный ужин. Посмотрела на сад, спутанные заросли сорняков, на железную дорогу вдали, подумала о поездах, которые спешно проезжают мимо моего дома, забитые жителями пригорода, едущими то в свои офисы, залитые искусственным светом, то обратно по домам. Они, эти тысячи странствующих работников, казались такими далекими от меня, и я завидовала им. Как это обычно и случалось, мои мысли плавно перетекли к Уилфу. Как бы мне хотелось рассказать ему все про Белль и Скарлет, про controllingmen и смерть Феликса! Я даже представляю, что он здесь, в моей постели, я могла бы потеряться в нем, забыть и себя, и ужасы своей жизни. Я все думала о нем с теплом и сожалением: и когда доедала курицу, и когда ела банан, и когда сделала то, чего делать не собиралась – снова открыла ноутбук и набрала в поисковике имя Тильды.

На меня тут же обрушился поток информации. Фотографии «несчастной Тильды Фэрроу», скорбящей по американскому банкиру Феликсу Норбергу, который успел побыть ее мужем всего пару недель. На большинстве фотографий Тильда стоит на крыльце на Керзон-стрит в белой рубашке Феликса, волосы закрывают лицо наполовину, положение тела выдает слабость и смотрится по-своему красиво, она похожа на истощенных девушек-моделей. Некоторые сайты отыскали даже фотографию Феликса, он на ней на себя не похож – это портретная съемка в студии, и кажется, что в ней слишком много лоска, улыбка слишком широкая, как будто в рекламе отбеливания зубов. Во всех заметках сказано, что, предположительно, он умер от сердечного приступа, в некоторых уделялось особое внимание тому, что даже молодые спортивные мужчины могут неожиданно умереть от сердечной болезни. Другие отмечали, что Тильда нигде не работала с момента выхода «Ребекки» и что ее утвердили на роль Рэйчел в «Моя кузина Рэйчел». «Мэйл» заявила, что «по словам друзей, Тильда Фэрроу нацелилась на Голливуд». А на сайте «Лист» было сказано, что «никто не удивится, если она покинет Британию и уедет в Штаты, чтобы начать новую жизнь после такой трагедии».