Однако в своем приказе Екатерина Алексеевна отметила и ряд недостатков: зачастую творческие коллективы не учитывали заявленную тематику фестивалей, а подведомственные Минкультуры организации (в частности, Госконцерт СССР и Росконцерт) — график проведения фестиваля при составлении планов творческих коллективов.

Отныне на «Московских звездах» и на «Русской зиме» должны были показывать искусство народов СССР, на «Белых ночах» — классический балет и народный танец. Включать в календарных план мероприятий три указанных фестиваля обязали ведущие творческие коллективы страны, включая Большой и Кировский театры[437]. Специально оговаривалось, что помимо театров, филармоний, цирков в фестивалях «должны участвовать все учреждения культуры городов Москвы и Ленинграда, создавая праздничную атмосферу…»[438].

С появлением новых структур вырос штат министерства[439], а с ним выросли и проблемы. На отчетно-выборном партсобрании министерства 20 января 1969 года заместитель Фурцевой Николай Иванович Мохов поведал о том, что 6 и 8 января группа народного контроля проверила производственную дисциплину сотрудников министерства и указала: 6 января опоздало на работу по зданию на Неглинной улице — 10 человек, по зданию на улице Куйбышева — 14 человек, а 8 января по каждому зданию опоздало по семь человек. При этом были сотрудники, в том числе и коммунисты, опоздавшие в оба дня проверки.

Ссылаясь на Фурцеву, докладчик напомнал не только о формальном соблюдении дисциплины и установленного порядка (это само собою разумелось), а о «полном рациональном использовании рабочего времени и соответствующей отдаче». Для этого он предлагал наладить «контроль со стороны руководства и общественных организаций за деятельностью каждого работника, не потому, что ему не доверяют, а с тем, чтобы помочь ему делать больше и делать лучше»[440].

Насколько удавалась такая помощь, можно судить по результатам деятельности Фурцевой на посту министра.

Глава 5. Во главе коллегии Минкульта

Практическое руководство министерством осуществляла коллегия, заседания которой вели Фурцева или Александр Николаевич Кузнецов. Под председательством Екатерины Алексеевны заседания коллегии нередко становились настоящими спектаклями. Первоначально Фурцева решила проводить их два, а при необходимости три раза в месяц. На одном из первых заседаний коллегии Екатерина Алексеевна заявила, что не стоит созывать ее каждую неделю, поскольку в других министерствах их собирают не чаще чем раз в 10 дней, а то и два раза в месяц[441]. Однако впоследствии, судя по воспоминаниям сотрудников министерства, заседания все же стали еженедельными[442].

Согласно действовавшей в то время нормативной базе, министр культуры одновременно являлся председателем коллегии министерства, вел ее заседания, подводил итоги обсуждения и выносил окончательный вердикт по тому или иному вопросу. Он же подписывал решения коллегии в виде приказов и инструкций. Формально предусматривалось, что «в случае разногласия между министром и коллегией министр проводит в жизнь свое решение, доводя о возникших разногласиях до сведения Совета Министров СССР, а члены коллегии в свою очередь могут апеллировать в Совет Министров СССР»[443]. Однако, как пишет специалист по истории министерства М. М. Гольдин, «ни одного прецедента разногласий коллегии и министра по принимаемым решениям не зафиксировано»[444]. Екатерина Алексеевна крепко держала в руках бразды правления, лишь иногда передоверия председательство на заседаниях своему первому заместителю Кузнецову — в случае обсуждения заведомо неинтересного для нее и (или) неважного, по мнению министра, вопроса.

Представление о том, как проходили коллегии под руководством Фурцевой, можно составить по воспоминаниям работников Министерства культуры СССР Людмилы Селянской и Алексея Симукова и сотрудницы газеты «Советская культура» Мариам Игнатьевой, а также документам Центрального государственного архива города Москвы.

По наблюдениям Игнатьевой, на заседаниях коллегии министерства выглядела Екатерина Алексеевна прелестно: изящно одета и со вкусом причесана.

* * *

Позволим себе небольшой отступление: своему внешнему виду Фурцева всегда уделяла должное внимание. В 1961 году (очевидно, ближе к лету) ей предстояло отправиться на чествование Юрия Гагарина, и она решила заказать маленькое черное платье — скромное и торжественное. Выбор пал на молодого, но явно талантливого модельера — Вячеслава Зайцева. Он, оглядев стройную, почти девичью фигуру Фурцевой, спросил:

— Что бы вы хотели?

— Что вы, Славочка, меня спрашиваете? — пожала плечами Фурцева. — Мне нужно маленькое черное платье, а какое — не суть важно.

И заключила:

— Важно, что я вам доверяю.

Это было действительно важно: если Екатерина Алексеевна доверяла, то уж доверяла.

Зайцев же смутился:

— Мне трудно, я не знаю ваших вкусов. Но понимаю, что ваш образ — это образ человека скромного, деликатного.

— Я человек из простой среды, и ярких платьев не могу позволить себе носить, — по давней партийной традиции ответила Фурцева. — Вы же видите, я даже без украшений хожу. Единственная моя просьба к вам, Слава, я не очень люблю ходить на примерки. Поэтому, если возможно, снимайте мерки, а всё остальное делайте как хотите.

Вячеслав Зайцев был очень доволен предоставленным карт-бланшем. В получившемся платье, по свидетельству Нами Микоян, Екатерина Алексеевна чувствовала себя легко, держалась, по обыкновению своему, скромно и с достоинством, выглядела женственно и элегантно[445].

Ю. А. Гагарин и Е. А. Фурцева с участниками 2-го Московского международного кинофестиваля. Слева — Джина Лоллобриджида. 1961 г. [ЦГА Москвы]

И вот, женственно и элегантно одетая, министр приходит на заседания коллегии. Как минимум в течение первых нескольких месяцев руководства советской культурой подчиненные были от нее в восторге. Екатерина Алексеевна заботилась о сохранении первого впечатления, которое составили о ней сотрудники министерства — интересной женщины, лишенной «административного восторга». Замечания высказывает, но какой руководитель не делает замечаний вовсе?

Характерно поведение Фурцевой на отчетно-выборном партсобрании Минкульта 28 декабря 1960 года. Начальник Отдела театров Министерства культуры СССР Геннадий Владимирович Осипов не удержался от констатации: «Если сказать откровенно, много ли наших творческих вопросов стояло на повестке коллегии? К сожалению, по нашему отделу один вопрос за год. Здесь нужно исходить не из количества работников, а из того, насколько серьезен и ответственен тот или иной участок идеологической работы. В адрес нашего отдела много сделано замечаний министром культуры т. Фурцевой, и мы сейчас работаем над выполнением указаний министра, [которые] в основном [сводятся к тому, чтобы]: 1) добиться улучшения репертуара театра; 2) добиться решения вопроса о режиссуре, очень старом вопросе нашей практики; 3) добиться решения вопроса с театральной критикой и печатью»[446].

Сложно удержаться от замечания о том, что все три задачи, поставленные Фурцевой, были до неприличия банальны. Осипов и его сотрудники, несомненно, предпочли бы большую конкретику. Правда, дважды получая замечания «из уст Екатерины Алексеевны»[447], Геннадий Владимирович дисциплинированно кивал, не делая необходимых уточнений.

Конкретика, по большому счету, сводилась к отбору на заседания коллегии и на личное решение министра только важных вопросов, с ликвидацией