— Примерно 18–20.

— Какой принцип ваших заказов, кто подбирает заказы?

— У нас имеется репертуарная группа, которая связана с широким кругом авторов Москвы, Ленинграда и других городов Российской Федерации. В процессе творческих переговоров возникает идея создания той или иной пьесы. Группа вносит свои предложения. Вернее, это уже не заявка, а первый вариант пьесы или ее фрагменты, и Главискусство решает вопрос о том, следует или не следует заключать договор.

Екатерина Алексеевна, углядев брешь в броне толстокожего члена коллегии, немедленно кинулась в атаку:

— Это очень старый и отсталый метод, необходимо передать это художественным советам, чтобы именно художественные советы принимали и утверждали пьесы, а не инспектора.

Федор Васильевич весьма дорожил своим правом вершить судьбы драматургов всея Российской Федерации.

— Мне думается, — ответил он, — что устранять Главискусство от возможности заказывать ту или иную пьесу автору было бы неправильно.

— Я не против того, чтобы какой-то резерв у вас был, — осторожно сделала оговорку Фурцева, — но заказывать должен коллектив, а не один человек.

Прекрасно зная, на что намекала министр, Евсеев перешел к конкретике:

— Я бы мог назвать фамилии тех авторов, с которыми у нас имеются договоры. И не могу принять замечания, что это делается по каким-то приятельским связям…

Фурцева продемонстрировала присутствовавшим на заседании, что она умела быть бестактной, когда ей следовало «пропесочить» неугодного чиновника:

— Он, т. Евсеев, заявляет, что таких вещей нет. Тогда я оставляю за собой проверить лет за пять, какие были заказы, какие пьесы, кому сколько выплачено, и на следующем партсобрании доложим.

Почтенная министерско-цирковая публика зааплодировала. Екатерина Алексеевна, ободренная собравшимися, продолжила:

— [Если] я не права — доложу [партсобранию], что извиняюсь, но если вы не правы…

Федор Васильевич действительно ничего и никого не боялся. Он ее перебил:

— Я хочу сказать, что и Главное управление делает полезную работу, и устранять Главное управление от этого дела нельзя…

Евсеева в свою очередь перебила Фурцева:

— Я вас не обижаю — вы не обижайтесь…

— Нет, я не обижаюсь, — заверил Федор Васильевич и пояснил: — Меня могут погубить не ваши вопросы, а мои ответы…

Свою порцию аплодисментов в этом месте получил и Евсеев.

Положение выправил непосредственный руководитель Евсеева Александр Иванович Попов, которому совсем не понравилась перспектива, чтобы Екатерина Алексеевна лично занялась проверкой заказов Главного управления по делам искусств Минкульта РСФСР. Попов назвал пикировку Евсеева с Фурцевой «полезной разрядкой». Разрядка эта пошла на пользу и всем собравшимся, с большим удовольствием посмотревшим гладиаторский бой, и Федору Васильевичу[460], который должен был вспомнить старую пословицу о том, что общесоюзная «щука на то» и дана природой, чтобы эрэсэфэсэровский «карась не дремал».

Если Евсеев умудрялся отбиться от нападок Фурцевой и на объединенных партсобраниях союзного и российского минкультов, и на заседаниях коллегии Министерства культуры СССР, то Павел Андреевич Тарасов неизменно, вплоть до скоропостижной кончины 30 декабря 1969 года на посту, ставшем «благодаря» Фурцевой поистине «боевым», возвращался с заседаний коллегии Минкульта СССР словно из бани — «красный, распаренный, с припухшими веками»[461]. Жаль только, что, в отличие от русской бани, союзная коллегия здоровья никак не прибавляла.

Фурцева не зря получила высшее партийное образование. Она, очевидно, приняла для себя к неуклонному исполнению те руководящие «заветы Ильича», что касались подбора и расстановки кадров. 20 февраля 1922 года Владимир Ленин в очередном письме Александру Дмитриевичу Цюрупе «О работе по-новому» помимо уже привычных инструкций о разгрузке Совета Народных Комиссаров и Совета Труда и Обороны РСФСР от второстепенных вопросов поручил «вызывать к себе (или ездить) не сановников, а членов коллегий и пониже, деловых работников наркомата […] — и проверять работу, докапываться до сути, школить, учить, пороть всурьез. Изучать людей, искать умелых работников»[462]. «Все приказы и постановления — грязные бумажки без этого», — разъяснял вождь. Фурцева применяла ленинские «заветы» весьма избирательно, но в отношении Тарасова — в полном объеме.

* * *

Серьезное внимание Министерство культуры СССР и его руководитель уделяли обеспечению кадрами союзных республик. В 1965 года коллегия министерства под председательством Фурцевой обсудила работу с кадрами на Украине, в Белоруссии, Молдавии, Узбекистане, Туркменистане, Таджикистане, Киргизии, Казахстане. Обсуждение показало, что на Украине, в Белоруссии и Молдавии на местах не уделяли должное внимание делу подготовки, переподготовки, подбора и воспитания кадров учреждений искусств. Екатерина Алексеевна выделила в своем докладе на партсобрании 1 ноября 1965 года два основных недостатка. Первый — текучесть кадров:

— Многие режиссеры, дирижеры, директора театров и концертных организаций чуть не каждый год кочуют.

Второй — слабый кадровый состав учреждений искусств:

— Некоторые коллективы укомплектованы творчески малоодаренными людьми (творческий труд превращается в службу, избегают ответственных ролей).

В Среднеазиатских республиках, а также в Казахстане остро ощущалась потребность в национальных творческих кадрах — режиссерах, дирижерах, балетмейстерах, хормейстерах. Екатерина Алексеевна наставляла товарищей по парторганизации союзного министерства:

— Надо помочь этим республикам также и в подготовке исполнительских кадров коренной национальности. […] Очень важно усилить работу по подготовке педагогических кадров, особенно для средних специальных учебных заведений и детских музыкальных школ. Необходимо повысить роль учебных заведений союзного подчинения как методических центров. В этом плане консерватория и художественные институты пока еще делают мало[463].

Следует заметить, что обеспечение союзных республик профессиональными кадрами было для фурцевской коллегии министерства серьезной проблемой на всем протяжении «правления» Екатерины Алексеевны. Однако более всего Фурцеву бесили руководящие кадры ее собственного министерства.

По свидетельству Людмилы Селянской, после выхода спектакля «Павшие и живые» Театра на Таганке в 1965 году Фурцева вызвала к себе руководство Управления театров, вышла из-за письменного стола, уперла руки в боки и хорошо поставленным голосом задала изумительный по своей толерантности вопрос, заставляющий усомниться в заявлении Олега Табакова о том, что национальность не имела для Екатерины Алексеевны никакого значения:

— Что же это у вас делается, товарищи? Одни жиды на сцене.

Павел Тарасов, в очередной раз почувствовав себя будто его допрашивали в НКВД, как водится, стушевался и не нашел ничего лучшего, нежели заявить в ответ:

— Не одни…

Фурцева устроила ему разнос, произнеся нечто из серии:

— Вас не для того сюда поставили, чтобы вы вели себя как мешок с дерьмом.

Наконец, удостоив взором Селянскую и ее коллегу, Екатерина Алексеевна с возмущением спросила:

— А вы, девушки, куда смотрите?

И тут же, не дожидаясь ответа, министр вернулась к Тарасову, уточнив свой вопрос:

— Есть у вас начальник?[464]

Надо сказать, что в Наркомпросе РСФСР и Минкульте СССР данная «болезнь» фактически была наследственной. Весной 1936 года заведующий Музейным сектором Наркомпроса Феликс Кон набросился на партсобрании на тогдашнего наркома Андрея Бубнова. Когда Кону предложили обосновать свои нападки, он прямо заявил:

— Я с большим уважением отношусь к т. Бубнову как к партийцу и как к человеку, который, не желея