без этого не может быть. Если будет формальное отношение, [мы] никогда не будем иметь нужных результатов. Я с большой просьбой обращаюсь к каждому здесь присутствующему: как можно больше проявляйте инициативы, давайте предложения, лучше ошибетесь, чем спокойно ожидать, когда какой-то начальник что-нибудь придумает. Каким бы руководитель отдела, сектора министерства ни был способным человеком, никогда один человек не может сделать [дело] за весь коллектив. Поэтому если будут предложения, будет инициатива, будут желания всё время искать новые источники, можно без преувеличения сказать, что мы справимся с очень сложным и трудным делом[430].

Такое можно было услышать от каждого второго советского руководителя. Справедливости ради отметим, что Фурцева не занималась здесь демагогией. Формализм действительно был ей чужд, а оживить работу министерства она намеревалась налаживанием диалога с интеллигенцией:

— К творческим работникам должны быть подход, внимание, хорошее отношение, [надо] уметь с ними разговаривать, — наставляла товарищей Екатерина Алексеевна. — Ведь когда у творческого работника хорошо на душе, он сделает всё: он создаст хорошее музыкальное произведение, поставит хороший спектакль. Поэтому — располагать людей, работать с художниками на здоровой основе, приближать их к себе, бороться за людей. Я, наверное, докладов 20 сделала, и мне задавали вопрос: «Почему Евтушенко из партии не исключили?» — Исключить из любой организации труда большого не стоит. Но приблизить человека, чтобы он был до конца советский, партийный, — это сложнее. Наша задача состоит в том, чтобы бороться за людей, чтобы они стояли на правильных позициях, которые перед ними поставлены. А для этого требуется инициатива, инициатива и еще раз инициатива.

В заключение она еще раз подчеркнула, что «надо спокойно строить отношения — добрые, принципиальные отношения с интеллигенцией, чтобы в министерство люди приходили, чтобы нуждались в министерстве, нуждались в советах»[431].

Видимо, далеко не все работники Минкульта разделяли установки Фурцевой: считать себя вершителями судеб творческой интеллигенции было привычнее и приятнее. Однако за годы работы в министерстве Екатерина Алексеевна не уволила ни одного человека[432]. Это при том, что еще до ее «воцарения», 27 января 1960 года, заместитель министра культуры СССР — будущий первый зам Фурцевой — Александр Николаевич Кузнецов констатировал на заседании парткома министерства: «Мы представляем [собой] инструмент в руках аппарата ЦК. Мы не обычный министерский аппарат. Надо прямо сказать, что если кто не будет заниматься и [будет] отставать в идейном уровне, придется пересматривать состав работников»[433].

Поскольку в структуре центрального аппарата Министерства культуры СССР уже не предусматривались главные управления и оставались только управления, 19 октября 1963 года Совет Министров СССР принял постановление, в соответствии с которым большинство из 215 подведомственных предприятий, учреждений и организаций подчинялось министерству непосредственно. Для руководства однородными предприятиями в системе министерства насчитывалось всего три хозрасчетных объединения: «Союзцирк», «Мелодия», «Союзтеатрпром». С одной стороны, это было благом, поскольку во властной иерархии не было лишних «этажей», а с другой стороны, заставляло Екатерину Алексеевну и ее заместителей руководить одновременно столь большим количеством подведомственных предприятий, что, разумеется, приходилось «выстраивать приоритеты». Как водится, министр находилась в постоянном напряжении, поскольку она была вынуждена лично вникать в огромный массив документации. Это без учета необходимости выезда на места для просмотра театральных «продуктов» и «полуфабрикатов»[434].

Выступая 14 ноября 1963 года на отчетно-выборном партсобрании Министерства культуры СССР, Фурцева констатировала необходимость серьезного улучшения организации работы в отделах:

— Я не хочу вас упрекнуть, ни одного человека я не могу упрекнуть, что он недобросовестно или плохо работает, у меня нет таких данных, но работа у нас такова, что текущие вопросы могут так давить, что главное упускается. Меня, даже министра, иногда так захлестнет текущая работа, что пройдет день, две недели, я анализирую, что за это время я сделала, и выходит, что ничего не сделала.

Признание, надо заметить, выглядело весьма рискованным и вряд ли мобилизующим подчиненных. Чтобы не сказать — саморазоблачительным.

— Поэтому, — продолжала Фурцева, — нужно обратить внимание на организацию работы, не упускать из поля зрения главного, для чего мы существуем, а мы существуем для того, чтобы направлять работу учреждений культуры, не упускать то, что нужно в идейном смысле[435].

Выступление Е. А. Фурцевой на открытии Всесоюзной художественной выставки «50 лет ВЛКСМ» в Центральном выставочном зале. 1968 г. [ЦГА Москвы]

Похоже, что за ширмой идеологии можно было спрятать любые нерешенные задачи. Однако, «раскрывая душу» и признавая собственные недоработки, Екатерина Алексеевна не только следовала партийной установке на развитие самокритики, но и пыталась оздоровить климат в коллективе: «Обстановка у нас в министерстве очень хорошая, здоровая, люди присмотрелись друг к другу. В основном работают длительное время, [а] значит, друг друга знают. Но нашлись товарищи, которые друг на друга анонимки пишут. Это — нездоровое явление… Если против кого-то имеешь что-то — приди к министру, если ему доверяешь, или к заместителю, к секретарю парткома. Не может быть, чтобы в организации, где работают 500 человек, не было прийти к кому и сказать! Зачем писать анонимки?»[436] Создать атмосферу доверия — мечта любого вменяемого руководителя. Однако, как правило, осуществляется она только там, где четко поставлена работа: грамотно формулируются задачи, назначаются ответственные и контролируется результат. Нельзя сказать, что Екатерина Алексеевна сумела это в Минкульте реализовать.

Выступление Е. А. Фурцевой на открытии праздника искусств народов СССР в Кремлевском дворце съездов. 1970 г. [ЦГА Москвы]

Фурцева, в силу своего характера, руководству структурами предпочитала управление проектами. Она добилась того, что 29 марта 1967 года в Минкульте СССР был образован Комитет художественных фестивалей под ее председательством. Заместителями стали замминистра по зарубежным связям Владимир Иванович Попов, замминистра Иван Иванович Цветков и советник при министре культуры СССР Василий Иванович Пахомов. При министерстве уже действовала Дирекция художественных фестивалей, однако именно в это время фестивали становились масштабными, значительными событиями, требовавшими внимания Самой. В тот же день Екатерина Алексеевна подписала приказ министра культуры СССР об итогах проведения фестивалей искусств за 1966 год. Фурцева обобщила опыт работы трех фестивалей искусств: «Московские звезды» (столица СССР, с 5 по 13 мая), «Белые ночи» (Ленинград, с 21 по 29 июня) и «Русская зима» (Москва, с 25 декабря 1966 по 5 января 1967 года). Участниками фестивалей были театры оперы и балета, музыкальные коллективы и виднейшие мастера искусств — дирижеры, вокалисты, инструменталисты, артисты цирка и эстрады. Впервые на фестивалях проводились массовые театрализованные представления: в Москве 8 и 9 мая на стадионе «Динамо» и в Ленинграде 26 июня в Петродворце.

Фестивали, по данным министра, вызвали большой интерес у советских и зарубежных зрителей, получили высокую оценку «общественности, прессы, радио и телевидения». Спектакли, концерты, эстрадные, цирковые и массово-театрализованные представления посетило около 600 тысяч зрителей, в том