оставил свои личные архивы мне. Нет, их, разумеется, полностью скопировали в Убежище, но, м-м, сами оригиналы храню я. Это семейное дело. Так вот. В его рабочих файлах мною было найдено – думаю, вы понимаете, что я пыталась найти указание о том, что делать в таком, как у нас, случае, – так вот, практически на входе в его архив расположен исполняемый файл. Который – я цитирую – «следует запустить в систему корабля, в случае если ситуация станет безвыходной». Мы, потратив все предыдущие годы на попытки справиться самостоятельно, в конце концов его запустили.

Я смотрю на капитана и жду продолжения.

– Рабочая программа – вы же понимаете, сержант, что мы очень внимательно наблюдали за ее действием? – забралась в базу данных морозилки и рабочего состава и перетрясла генетические карты всех, кто есть на «Гвозде». Всех.

– И?

– И отправила на побудку одного человека. Вас, сержант.

Капитан наблюдает, что я скажу, иронически поджав губы. Я же не знакома с Федором Ерниным? Она это знает. Я не физик одномерной свертки? И это она знает. Что такого особенного в моих генах? Они тут что, не могут обойтись без армянской полукровки в таком деле? Или Ернин считал, что кто-то же должен поливать цветочки?

– Какие будут распоряжения? – выкручиваюсь я.

– Вы должны изучить имеющиеся обстоятельства, окружающий космос, архив Ернина и дать мне ответ, что делать, – отвечает капитан Хелен. – Времени у вас сколько угодно. На любые ваши вопросы ответит любой член команды, включая меня. И любой замороженный пассажир – разморозим и приведем, только скажите кораблю.

Она прикрывает глаза. Вид у нее уставший.

– Капитану нужно поспать, – тихо шепчет корабль у моей височной кости. – Пойдемте, сержант Кульд, ваша комната смежная с мемориальной комнатой Федора Ернина.

Корабль, в отличие от капитана, выговаривает русскую фамилию с акцентом. Можно указать на ошибку и перенастроить, но не вижу смысла.

Корабль ведет меня на офицерские этажи. Там тихо. Вероятно, больше половины команды лежит в неглубокой заморозке: кто же знает, сколько еще тут куковать? А на начало боя, если кто-то сойдет с мостов, понадобится пара дней, не меньше. Если у наших врагов не произошел какой-нибудь, не приведи боже, технический прогресс. Впрочем, они, по словам леди Хелен, вообще попрятались с тех пор, как тут поставили «ВолгаЛаг». Комната у меня небольшая, но симпатичная. Рабочее место – прямо, спать – налево, гигиена – еще раз налево. Мемориальная комната Ернина? Дверь ровно напротив моей, буквально два шага. Абсолютно такая же… Только все полки рабочего места забиты бумажными носителями и жесткими дисками в прозрачном пластике, на рабочей поверхности валяется стило. Несколько растрепанных папок лежит на тумбочке у кровати. Я заглядываю в одну из них и получаю вполне удовлетворительный ответ на вопрос о том, почему разбудили именно меня, – Ернин, разумеется, писал по-русски. Вряд ли среди всей команды найдется кто-то, способный разобраться в русской скорописи. Разве что сама леди Хелен?.. Но, похоже, она не помнит. Или у нее уже не хватает сил. А среди пассажиров русскоязычных тем более нет, последний сверхплановый рейс. Это же те, кто сидел в хороших, очень крутых бункерах, выдержавших десятилетия вымерзшей атмосферы под щитом, отгородившим Землю от свихнувшегося Солнца. Мигал он, видите ли. Зверь-технология, столько лет продержалась.

Но щит-то меня вроде бы интересовать не должен. Меня должны интересовать технологии отстраивания и удержания одномерных пробоев… Что там вообще было-то? Перпендикуляр Ернина… Окно Доллара… Ничего об этом всем не знаю и не собиралась узнавать. Вообще-то, по идее, окна Доллара, раз проложенные, остаются статичным свойством пространства – нам как-то так в школе говорили. Надо разбираться.

– Сержант Кульд, – говорит мне корабль, – вам следует выстроить постоянный штатный режим, позволяющий переработать максимальное количество информации без потерь. Вы должны своевременно есть, спать и получать достаточную физическую нагрузку. Капитан не предполагает, что ответ должен быть найден вами в кратчайшее время. Важнее, чтобы он был найден вообще.

«Это понятно…» – думаю я и кладу книги Ернина обратно на стол. Оглядываюсь. Здесь – плюс-минус все, что можно выяснить о свойствах всех этих высокоумных объектов. А мне бы еще про свойства местности. Сейчас уйду к себе, расспрошу корабль – а что говорит по поводу пропажи моста сторожевик? Они же тут так и торчали, у сторожевика же спирали нету, они на мост при всем желании подняться не способны?.. Стоп. Леди Хелен сказала, что капитаном на сторожевике сидит сам старина Текк. Ну надо же. Или это какой-то другой Текк? Наверное, тот еще старше леди Хелен? Наверняка другой. В любом случае надо посмотреть, что он говорит об исчезновении окна Доллара. Вход на мост – это же такая штука, его нельзя потерять из виду, тем более они именно его и охраняли… по идее.

Я начинаю понимать, почему так радовались люди, увидевшие меня в столовой рядового состава. Зависать тут с полным трюмом заморозки то еще удовольствие, а возвращаться некуда – Земли уже, скорее всего, физически нет, как нет Меркурия и Венеры. А здесь – тишина. Тупик. И бывшая орбитальная тюрьма в качестве компании.

Ладно. Раз корабль говорит мне не дергаться, а составить размеренный график работы, пойду-ка я в тренажерку, взбодрю организм. Выхожу, озираюсь в коридоре между своей и ернинской дверями, соображаю, в какую сторону идти искать гимнастический зал, и меня снова накрывает.

Выфь слинял немедленно, как только мы дошли до лоцманского дома. Похлопал по плечу, и – вжих! – только спина мелькнула в переулке. Чего здесь меня караулить.

Дом Навигенов раньше был перевалочной базой какого-то торгового предприятия, но после первого мятежа тут все сгорело, а хозяева то ли попали под раздачу, то ли решили уйти из неспокойного района, и дом стоял пустой каменной оболочкой. Потом на остатках Моста оказалось не так много целой недвижимости, чтобы обугленной трехэтажной коробкой с выходами на три улицы стоило пренебрегать, наследник передал участок Навигенам, и дом отстроили. Сейчас закопченные каменные перекрытия можно потрогать только на чердаке, а так везде чисто и хорошо, пахнет, как у нас на верфи, сосновыми бимсами и лаком.

На первом этаже большие комнаты, где торгуют копиями закрепленных лоций и обсуждают сбор караванов из откуда-нибудь в куда-нибудь. Сухопутных дорог от Моста осталось четыре – один Север да три Юга, а вот море нас кормит по-прежнему. Куда прошел Колум и что начертил Эрик – то и открыто, только знай лоцию. Но Колум больше не ходит.

Я прошла по коридору вдоль дверей в рабочие залы, касаясь пальцами золотистых панелей на стене напротив. Я работала в полировочном цехе на верфи, когда их делали. Какие-то из них обработаны