– Костик, – беспомощно позвала Кира.

Девятиэтажка у «Речного вокзала». Пушистый морской свин.

– Костик! – Голос сорвался на всхлип.

Кира утерла лицо ладонью.

«Нужно решить, что мы скажем полиции», – подумала она. От этой мысли стало невыносимо тошно. Вода струилась по стенам шахты. Тоненькие ручейки сверху вниз. Туда, где нарастал невидимый жар. Кира вытянула руку и смахнула один такой ручеек. На ощупь стена шахты была шершавой, на пальцах от нее остались темные следы гари.

– Шахта не шахта, – пробормотала Кира. – А дымоход.

Словно в ответ на ее шепот жар сгустился, дыхнул в лицо горелым. Кира отпрянула и села у стены. Глаза сами собой закрылись. Тарас с Южиным должны были уже подняться на крышу. Должны были поймать сеть и позвонить. Один. Один. Два. Здравствуйте, наш друг упал в шахту лифта. Нет, не так. Здравствуйте, тут парень упал в шахту лифта. Нет, дом не жилой. Это больница. Ховринская заброшенная больница. Парень? Ну, какой-то. Мы его не знаем. И отбой. Просто ждать. Доктор едет-едет сквозь белую равнину.

Тяжелая дремота опускалась на Киру, как ватное одеяло, – ни вздохнуть, ни пошевелиться. Сквозь опущенные веки она чувствовала чужой взгляд. Тяжелый. Осуждающий. Кира не видела, но знала, что кривобокая тень выбралась из угла и подползла к ней. Склонила голову, чтобы почуять страх Киры, ее усталость, ее обморочный сон. Тень сипела – втягивала воздух, выбрасывала его обратно.

«Зачем он дышит? – равнодушно думала Кира, ощущая на коже потоки спертого воздуха, что вырывался из тени и тут же засасывался ею. – Мертвые не дышат. А он дышит. – И тут же сама нашла ответ. – По привычке, наверное».

Тень дышала, легонько царапала бетон длинными пальцами. Хрустела яичной скорлупой. Прислушивалась к тишине в шахте. Смотрела выемками черных глаз. Наблюдала. Ждала. Сторожила. Кира попыталась поднять веки, но те отяжелели, будто губка, забытая в воде. Тень наклонилась ближе. Ее дыхание стало похоже на сквозняк, дующий по мертвым коридорам ХЗБ. Тень безмолвствовала, в ее молчании не было угрозы, одно только выжидание – я вас пустил, я за вами следил, послежу еще, посмотрю, как вы мечетесь, как ищете выход. Я вас пустил, отпускать не обещался.

Кира подгребла под себя пыль, сжала ладонь в кулак – пальцы почти не слушались – и выбросила руку вперед. Тень шарахнулась в сторону и затихла там. Веки сбросили тяжесть. Кира приоткрыла глаза и успела разглядеть смятую карту и скорлупный осколок, оставленные у ее ног, а потом мир снова исчез. То ли сон, то ли обморок заслонил его. Время сжалось в точку, пока из омута нервных подрагиваний рук и головы, падающей на грудь, Киру не вырвал топот на лестнице.

– Едут? – спросила она, выныривая из сна.

– Нет, – ответил Тарас и начал нервно кружить по залу.

– Не дозвонились? – Кира встрепенулась, прогоняя слабость из тела. – Сети нет?

– Крыши нет, – откликнулся Южин, застывший у расписанной стены.

Кира непонимающе поморщилась, он не увидел, но все-таки объяснил:

– Дверь на крышу закрыта. Захлопнулась, видимо. Не подняться.

Тарас остановился у заколоченного окна, оперся руками на подоконник.

– Да не захлопнулась она! Столько лет висела на одной петле, а тут взяла и захлопнулась? Бред.

– Ну а как тогда? Ее что, по-твоему, заперли?..

Южин обернулся и застыл так, неловко вывернув шею.

– Ты думаешь, ее кто-то запер? – повторил он.

– Может, ребята прожектор свой потащили, чтобы батарею зарядить? – подала голос Кира.

Тарас не ответил. Он вцепился в фанеру, которой было забито окно, и дернул на себя. Потом еще. И еще. Фанера выгнулась, но не поддалась. Тарас дернул еще раз. Фанера треснула с краю, и острый кусок впился Тарасу в ладонь. Он зашипел от боли, оттолкнулся от подоконника и начал топтать сигареты, окончательно дотлевшие у памятника Краюшкину.

– Сука!.. – рычал Тарас, прижимая к груди руку, а из нее торчала длинная заноза. – Тварь, тварь!

Кира с трудом поднялась, обхватила Тараса поперек спины, вжалась лбом между лопаток.

– Тихо-тихо, – зашептала она, сдерживая его злость. – Тихо.

Больше слов не было. Но и этих хватило. Тарас остановился, обмяк, задышал тяжело и медленно. Кира разжала руки и отступила. Растоптанный алтарь Края смотрелся теперь неотъемлемой частью заброшки. Свалка мусора посреди разрухи. Тарас отдышался, выдернул из руки занозу, виновато посмотрел на Киру. Она уже склонилась над рюкзаком, вытащила из него санитайзер и упаковку пластыря.

– Дай, – попросил Тарас.

Кира сунула ему фонарик, а сама взяла его большую ладонь в свою и аккуратно выдавила на ранку каплю густого геля, подула хорошенько и залепила.

– Жить будешь.

– Если столбняк не подхвачу.

По щекам Тараса расползались красные пятна.

– Надо валить, – сказал он сипло. – По лестнице – на первый.

Кира кивнула, подобрала с пола рюкзак, помогла Тарасу натянуть лямку на плечо. От него расходился кисловатый запах пота, такой бывает у перепуганных детей. От Костика пахло так же. Киру замутило. Из шахты продолжало тянуть сухим жаром, но стонов не доносилось. Ничего живого. Ничего.

– Готова? – спросил Тарас.

Кира протянула ему руку, тот крепко сжал ее в ладони – горячая кожа и шершавый кусочек пластыря. А Южин остался стоять вплотную к стене между намалеванными словами «край» и «чудес», закрывая собой половину букв. Получалось «крес» с Южиным посередине. Почти как «крест». Кира отвела глаза.

– Пойдем, – позвала она. – С улицы позвоним спасателям.

Южин прижался к стене еще плотнее.

– Да что там? – не выдержал Тарас.

– Сюда поднимаются, – беззвучно прошептал Южин, отрываясь от стены.

С обескровленного лица, кажется, стерлись все черты. Остались только глаза и лихорадочный блеск в них. Тарас отпустил Кирину ладонь, прижался к стене ухом. По лестнице поднимались люди. Один или два. Может, больше. Эхо множило их шаги, дробило об стены. Но не скрывало и не путало. Выдавало идущих с потрохами. Ступенька за ступенькой. Все ближе.

Кира оглядела зал, будто там мог оказаться огромный шкаф, который они не заметили раньше, а теперь спокойно спрячутся в нем. Или выход на другой лестничный пролет.

– Пожарная лестница! – ахнула Кира, зажгла фонарик.

Южин понял ее первым, бросился к противоположному углу. Ничего. Кира провела лучом по дальней стене – разрисованный бетон и полоса битого кафеля понизу. И черный прямоугольник дверного проема. Южин скрылся в нем, тут же вынырнул оттуда и поманил за собой.

– Надо спрятаться, – прошептала Кира.

Тарас оторвался от стены, на щеке у него повисла красная чешуйка краски.