class="p1">Гарди ждал на второй ферме за забором и выскочил из дому сразу, как услышал крик Волосатого.

– Выходи скорее и скажи своей заботливой наседке, что ты цел и невредим. – Голос Вигго всё ещё был злым, и Гарди поспешил подчиниться.

Волосатый спрыгнул с коня и усадил вместо себя мальчишку. Гарди осмотрел Улля, бросил быстрый взгляд на Вигго через плечо и спросил:

– А где Тормунд?

Улль раскрыл было рот, чтобы честно ответить, но Вигго его перебил:

– Не твоё дело. Где Тормунд – мы будем решать с твоим отцом.

Хускарл ударил пятками коня и помчался навстречу всадникам во главе с Агни. Волосатый, вскинув лук, побежал следом, постоянно озираясь по сторонам. Но волка нигде не было видно, будто тот ушёл под землю прямиком к мертвецам, куда ему и дорога…

Уже через несколько дней стараниями Улля Волосатого весь Онаскан гудел, обсуждая неведомого зверя, задравшего Тормунда, а не свадьбу конунга.

Ингрид, скучающе сторожа готовящих ужин женщин, невольно прислушивалась к их брехне. Она и рада была бы сама заняться готовкой, чтобы не сходить с ума от безделья, да только Тила всучила ей веретено и кудель. Но вот незадача: кручение нити было для Ингрид столь же невыносимо, как и простое безделье.

– Улль сказал, что зверь хоть и выглядел как волк, но вёл себя как рысь!

– Это как ещё?

– Наверное, с дерева прыгнул прямо на бедолагу Тормунда, не иначе.

– А ещё он говорил, что стрелы его не берут.

– Может, это он так плохо стреляет?

– Да брось! Улль свое дело знает.

Хлин, нарезающая луковицу, неожиданно пискнула. Женщины обратились к ней.

– Два дня назад было полнолуние.

– Два дня назад – да. А вот когда волк напал на Тормунда и Гарди, луна ещё не была полной, – умничала Тила. – А к чему ты это клонишь?

– Как ты ещё не догадалась, Тила? – усмехнулась старая кухарка, подкладывая дрова.

Та нахмурила лоб, соображая.

– Это мог быть не волк, а оборотень, – чуть тише продолжала Хлин.

– Дурное это всё, – не согласилась Тила. – Не верю я, что такое может быть здесь.

– А почему нет? – спросила кухарка.

– Арн крестил эти земли! – не унималась молодая вдова. – На них не может завестись подобная погань. Земля Онаскана теперь святая и родить может только то, что не противно богу.

– В самом-то деле, Тила, что за нелепица. Я же родилась здесь, – проворчала Ингрид, щупая пальцами слишком толстую нить.

Кухарка и Хлин прыснули со смеху и тут же спрятали непрошеные улыбки. Если молодая служанка по-прежнему побаивалась принцессу троллей, то старая, ещё заставшая те времена, когда сейдконы и прорицательницы сидели за одним столом с конунгами, не испытывала перед Ингрид никакого страха. Умолкла она скорей из уважения по отношению к госпоже.

– Господин ещё пропал, – как ни в чём не бывало продолжала Тила. – Боязно теперь, вдруг и на него зверь напал.

– Господин часто уходил со двора и прежде, – прокряхтела кухарка. – С него станется… Не пропадёт такой.

– Часто уходил? – спросила Ингрид.

– Да. Кажется, чаще, чем единожды в месяц. А если уходит, то на три дня, а то и на седмицу. – Кухарка повесила на огонь котёл и продолжила: – Ты, верно, не знаешь пока, что ещё в отрочестве после смерти матери он заболел. Запирался у себя целыми днями, выл, плакал. Не человечески…

Ингрид покачала головой.

– Что же, расскажу тебе. Об этом все знают, кроме тебя. Но молчат. Только и делают вид, что ничего им не ведомо. – Кухарка облизала губы, высохшие от близости жаркого очага и множества пережитых зим, да принялась рассказывать. – У него от горя начались припадки, госпожа. Стал он ещё тогда сбегать из дому. Возвращался всегда уставший, голодный, с синевой под глазами. Но потом ничего. Пройдёт пара дней, и он снова весёлый. Зато плакать перестал и скулить щенком. Потом и вовсе окреп, так что Агни его в хирд к себе взял. Ох, а сколько болел он в детстве… Сага, покойная, постоянно просила ему жиденькие похлёбки на птичьем мясе варить, даже среди ночи. И ничего. Обошлось всё. – Кухарка поворошила дрова, распаляя огонь. – Так и выходили мы его каким-то чудом. Болезнь ушла, горе забылось, но вот из дому уходит, как и прежде.

– Все во дворе к тому уже привыкли. Это же Ольгир. Он всегда делает то, что захочет, – тихо добавила Хлин, утирая кончиком платка вымученные луком слёзы.

– Скоро придёт он, госпожа, – прокряхтела кухарка. – Он тебя одну теперь ни за что не оставит. Не заскучаешь тут.

– Ты только не говори ему об этом. Не пытайся узнать, куда ходит он. Это его дело, а не твоё. Твоя забота – помалкивать и не спрашивать, чтобы зла не стало, – произнесла Хлин.

– А мне-то какое дело, – процедила Ингрид, пытаясь ногтями поддеть толстый комочек на тянущейся шерсти, что скрутилась случайно с её собственным волосом. Чёрная тонкая полоса пролегла на светло-серой нити.

– Вот и хорошо, – согласилась кухарка.

Ингрид поджала губы, покусывая их. Оборвала волос и вытянула его, насколько это было возможно, из скрутки. Веретено быстро затанцевало в её руках, и она подгоняла его, прикладывая к бедру. Нить наконец пошла тонкая, ровная. Невыносимо долго тянуть её ещё, все дни и ночи…

Длинная нить должна быть, как жизнь. Но Ингрид прямо сейчас срезала бы её ножом, что подарил Агни.

Как и сказала кухарка, Ольгир пришёл к ночи, уставший и осунувшийся. Он и так был тонок, как щепа, и походная невзрачная одежда висела на нём мешком. Он не обратил никакого внимания на служанок, собирающих по столам оставленную посуду, лишь поздоровался с домашней стражей, что сидела на лавках, доедая овощи. Хлин проскользнула мимо него, как бы случайно задевая своей рукой его пальцы, и тогда только Ольгир ухмыльнулся, заметив её. Ингрид сделала вид, что не увидела этот жест. Она по-прежнему тянула нитку, и изрядно скрутки легло уже на тонкое тельце веретена.

Ольгир отыскал кувшин с водой и теперь жадно пил, стискивая наполненную кружку дрожащими руками. Вскоре в Большой дом вошёл и Рыжебородый. Ингрид покосилась на хускарла. Несмотря на все предостережения кухарки и Хлин, ей стало интересно, куда уходили мужчины. Пока что она не знала, как это выяснить. Может, Ситрику что-то ведомо? Но Вигго не даст