с самого начала. Сам назначит того, кто поведёт войска в бурю щитов и мечей. А то и вовсе сам встанет во главу хирда, как лучший из хольдов. Он не слабый старик, прячущийся за словами и богом.

Он не его отец. Он не Арн Креститель.

И если будет нужно, то к троллям нового бога. От него слишком много проблем.

– Я буду ждать твоего ответа, – проговорил Агни. В его голосе слышалось омерзительное самодовольство.

Ольгир плюнул под ноги и повернулся к Большому дому, намереваясь уйти. У самой двери он развернулся лицом к оставшемуся во дворе Агни. На губах Ольгира играла тонкая и отчаянная улыбка, и это было видно даже в тусклом свете звёзд и убывающей луны.

– Это Старый Лис тебя надоумил, да? – продолжая улыбаться, произнёс он.

Агни не ответил.

– Старый Лис. – Ольгир хохотнул своей догадке и чуть тише прошептал: – Я убью его.

Дверь за ним громко хлопнула. Завтра он объявит об измене воеводы и Старого Лиса во всеуслышание.

Ингрид сидела на кровати, расчёсывая пальцами волосы. Ей не хотелось вставать и идти к сундуку, где лежал её небольшой гребешок. Она сидела на шкурах, положив голову на колени, а волосы её, длинные и распущенные, лежали концами на полу. Часть из них она уже успела расчесать и разложить на несколько локонов, чтобы сплести затем косу.

Отворилась дверь, и в комнату зашёл Ольгир. Лицо его было страшным и в то же время каким-то жалким, подавленным, чего Ингрид не видела прежде. Он сел рядом с ней, осторожно переложив волосы с мехов, стараясь в них не запутаться. Принялся заворожённо смотреть, как пальцами она распутывала бесконечную чёрную паутину. Ингрид прикусила губу – такое пристальное внимание ей было ни к чему.

Ольгир отстегнул от пояса свой широкий складной гребень и положил себе на колени одну из прядей Ингрид. Она замерла. Обнажив зубчики, Ольгир вонзил их в чёрные волосы, со знанием дела принялся расчёсывать узлы. Гребень скользил легко там, где Ингрид уже расчесала. Тогда Ольгир подобрался ближе, сел вплотную и развернул Ингрид к себе спиной.

– Что ты?.. – только и успела прошептать она.

Ольгир ладонью накрыл её рот и тут же убрал руку, словно просил помолчать, и Ингрид больше не проронила ни слова. Она замерла в его руках. Как поводья, Ольгир держал её длинные волосы. Ингрид чувствовала напряжение в его пальцах и слышала, как шипел он змеёй, когда колтун не хотел так легко проскакивать меж зубчиков. Он дёргал, выдирая волосы, но Ингрид молчала.

Небрежно он выдернул целый пук волос, и тогда только Ингрид тихо вскрикнула от боли. Ольгир остановился и, убрав волосы с её шеи, наклонился и поцеловал её за ухом.

– Я заплету тебе косу?

Ингрид настороженно кивнула.

Ещё несколько раз он провёл по волосам, убеждаясь в том, что узлов и колтунов больше нет, а после разделил локоны на три части. Мозолистые и грубые пальцы цеплялись за волосы, не давая расправить их в гладкое полотно. Гребешок Ольгир положил на колени Ингрид.

– О чём думаешь? – спросил он, и этот вопрос застал её врасплох.

– О реке, – чуть помедлив, ответила Ингрид. – Прежде я мыла волосы с глиной, что собирала на берегу…

Ольгир ничего не ответил. Разобрать на три ровные пряди у него не получилось, и теперь он снова разделил волосы гребнем, сравнивая прядки на ощупь.

– Ты говорил, что когда я стану твоей женой, то смогу распоряжаться, – вдруг произнесла Ингрид и попыталась повернуться лицом к Ольгиру, но он отвернул её голову от себя.

– Не шевелись. Ты мне мешаешь, – грозно прошептал он.

Ингрид и сама подивилась своей смелости, но вспомнив, каким жалким выглядел Ольгир, когда только вошёл в покои, продолжила:

– Я бы хотела попросить о встрече со своим отцом. Ты можешь отправить со мной своих рыжих псов, чтобы быть уверенным, что я не сбегу.

Ольгир неопределённо хмыкнул. Этот звук больше походил на согласие, нежели на строгий отказ.

– Ты так скучаешь по своему старику? – Кажется, в его голосе проскользнуло что-то ласковое. Или показалось.

Он поцеловал её в оголившееся плечо, когда собрал со спины все волосы. Шумно и горячо дохнул. Ингрид поморщилась.

– Да, правда скучаю, – почти бесшумно ответила она. – Он там совсем один. Вся семья его погибла. Я одна у него.

Ингрид снова ойкнула – так больно он цеплял волосы. Коса выходила тугая, словно верёвка. Впору вешаться на ней.

Вдруг Ольгир дёрнул сильнее обычного.

– Ты знала, что у тебя есть седые волосы?

Ингрид не отвечала. Конечно же, она не знала, но не стала говорить об этом конунгу.

Ольгир заплёл до середины, когда это ему наконец наскучило. Он грубо повалил Ингрид на меха, по-прежнему сжимая в своей руке косу, и подмял жену под себя. Она, не совладав с собой, тонко вскрикнула – воспоминания о брачной ночи нахлынули на неё, вытесняя из головы все прочие мысли. Ингрид попыталась извернуться, но Ольгир сильно потянул её за волосы, подчиняя себе.

– Пусти, – прошипела она.

Ольгир ослабил хватку, но чёрная коса всё ещё была намотана на его правую руку.

– Почему ты до сих пор в верхней одежде? – Он говорил негромко, но это пугало сильнее любого крика.

– Хочу попробовать вновь заколоть тебя фибулой, – зло произнесла Ингрид, и Ольгир усмехнулся.

– Тебе не справиться со мной, троллья принцесса.

– Это мы ещё посмотрим.

От тела Ольгира исходил жар, прежде подавленный, пленённый. Ингрид обожгло поцелуями.

– Нас очень неудачно прервали, – прошептал он.

Его рука крепко держала за волосы, на этот раз – у самого основания косы, кончик которой уже успел растрепаться на мехах.

– Я не хочу, – твёрдо произнесла Ингрид, пытаясь совладать с собой. Отдаться во второй раз казалось ещё страшнее, чем в первый. Теперь она знала, какая боль её ждёт.

– Зато я хочу.

– Пусти! – повторила она.

– Не пущу, – он произнёс это нежно, и оттого слова звучали как издевательство.

– Ненавижу тебя.

– А я тебя обожаю.

Ольгир медленно потянул за косу, выгибая Ингрид шею. Он провёл рукой по смуглой коже и запустил руку под платье, после принялся сам расстёгивать фибулы, и освобождать Ингрид от одежд. Бусы скатились на меха, а после на пол, стуча и