Врач нашелся в ординаторской, солидный, летсорока мужчина, облаченный в снежно-белый халат. На голове у него сидела шапочка,на груди висел бейджик «Заведующий вторым отделением Романов Василий Петрович,кандидат медицинских наук!»

– Вы ко мне? – поинтересовался он.

– Да, – кивнула я, – разрешитепредставиться: Романова Евлампия.

Эскулап отложил ручку:

– Надеюсь, ваше отчество не Петровна? Иначе яначну сомневаться в верности своего отца матери.

– Андреевна, – улыбнулась я, –впрочем – Романовы не такая уж редкая фамилия.

– Мне до сих пор не попадались тезки.

– Однофамильцы.

– Ну да, правильно. Хотя было бы забавнопознакомиться с Василием Петровичем Романовым, – продолжал веселитьсятерапевт, – говорят ведь, что имя определяет судьбу. Интересно, этотчеловек тоже стал врачом?

– Лично я музыкант, арфистка.

– А меня господь напрочь лишил слуха, –усмехнулся доктор.

– Зато дал другой талант, – любезноподхватила я, – каждый хорош на своем месте.

Василий Петрович кивнул:

– Это точно. Вы по какому вопросу?

– Богачевская Альмира…

– Есть такая, – не дослушал меня доктор.

– Я ее ближайшая подруга.

– Да ну? – вскинул брови Романов.

– Что вас так удивило?

– Как же вы сюда попали?

– Прошла через ворота.

– Это невозможно.

– Почему же?

– У нас очень строгая пропускная система, всезаявки подписываю лично я и не помню, чтобы госпожа Богачевская выражалажелание с кем-нибудь встретиться. Я бы непременно запомнил вашу фамилию иредкое имя.

– Пусть это останется моей маленькой тайной.

Василий Петрович нахмурился:

– Понимаю, завтра же расскажу, что на КППберут взятки, пусть мздоимцев увольняют!

– Секьюрити не виноваты! У меня имелсяпропуск.

– Откуда он взялся?

Ну надо же, какие тут порядки! Разволновалсятак, словно я прошла незамеченной в хранилище реактивного топлива!

– В вашей клинике работает моя подруга.

– Кто?

– Нина Мастыркина. – Вот теперьпонятно, – повеселел Василий Петрович. – И зачем вы беспокоили Нину?Альмире Вениаминовне следовало лишь сказать: «Пропустите Евлампию Романову», идело с концом. Мы никогда, кроме особых случаев, не ограничиваем посещения.

Вот пристал с этим пропуском!

– Понимаете, Альмира категорически настроенапротив всех гостей. Она не хочет, чтобы люди видели ее немощной.

– Верно, – кивнул терапевт, – меняоб этом ее сын предупреждал, дескать, если кто станет рваться, то ни-ни.Кстати, у нас многие из клиентов придерживаются этой же позиции, отсюда истрогости с пропусками.

Я опустила глаза и постаралась нацепить налицо самое честное выражение. Надеюсь, Василий Петрович плохой физиономист.

– Я очень заволновалась. Олег отвечает на моивопросы подозрительно лаконично: все нормально, мать лежит в больнице. Сама Альмирабуркает в трубку: «Ничего, жива пока». Вот я и решила применить военнуюхитрость, дабы узнать, что с ней. Понимаете, мы с детского сада вместе. Нас еемама, Сульфия, за руку в одну группу водила.

Василий Петрович кивнул:

– Ясно. Но ничего утешительного я вам нескажу.

– Что? Так плохо?

Романов начал перебирать ручки, лежащие настоле:

– Ну, положение нехорошее.

– Чем она больна?

– Она в клинике не так давно. К нам попала скипой анализов, относительно нормальных, и кучей заключений. Камни в желчномпузыре! Ну и что, они сейчас у каждого второго, пониженное давление, слабость,потеря веса. Неприятно, конечно, но не смертельно. Мы заподозрили гормональныенарушения, сделанный нами анализ это подтвердил, да и кое-какие наблюдения.Богачевская впадает в истерику, плачет, потом возбуждается, затем опятьиспытывает слабость. Похоже на нарушение деятельности щитовидной железы, нодиагноза пока нет, ее еще не дообследовали. Впрочем, и до нас его не поставили.Олег Юрьевич приходит сюда редко, но звонит мне каждый день. Я уже из чистогосуеверия не говорю ему, что с матерью. Отделываюсь фразой типа «Состояниестабильное».

– Почему же?

Василий Петрович махнул рукой:

– Я никогда не верил во всякую ерунду типасглаза, но, получив в пациентки Богачевскую, начал сомневаться, вдруг в этихроссказнях что-то есть. Стоит кому-либо воскликнуть: «Богачевской лучше!» – какее состояние моментально ухудшается. Прямо беда!

– Значит, что с ней, вы не знаете?

Романов грустно ответил:

– Нет. СПИД исключили, гепатит тоже. Всякиевялотекущие инфекции отсутствуют. Какая-то свистопляска с гормонами. Оченьстранное состояние, практически не поддающееся коррекции.

– Значит, ей недолго жить осталось…

– Глупости! – рявкнул ВасилийПетрович. – Хотя…

Я напряглась:

– Продолжайте.

– Бывают иногда такие случаи. Вроде ничегострашного, ерунда, а человек не излечивается. Организм словно включает системусамоуничтожения, понимаете?

Я кивнула:

– Очень хорошо. Подобное иногда происходит слюдьми, выходящими на пенсию. Привыкли всю жизнь работать и вдруг понимают, чтоникому не нужны, вот и умирают, а все вокруг удивляются: вроде Иван Ивановичсовсем здоровым казался, отчего преставился? А вы предупредили Олега, что егомать на краю могилы?

– Мне бы такое и в голову не пришло, –рассердился врач, – да, он интересуется, как мама, но я отвечаю: «Боремся.Надеемся выйти победителями из схватки с болезнью».

– Вы скрыли от парня отсутствие точногодиагноза?

– Нет, конечно, но Олег Юрьевич человекрациональный, сухой, без ярко выраженной эмоциональной реакции. Внутри себя он,естественно, переживает, но внешне этого не показывает. Спокойно выслушиваетмои заявления и говорит: «Привлекайте лучших специалистов, заказывайте новейшиелекарства, не останавливайтесь ни перед какими тратами, мама должнавыздороветь, она единственный близкий и родной мне человек!

– Альмира умрет на днях?