существовало. Когда же в сорок первом монастырь ограбили, из тайника пропала и заветная икона. Когда пришла милиция, в списке похищенного икона «Святой из Вифсаида» не значилась, так как официально не существовала. Однако, желая вернуть чудотворную реликвию, архимандрит Феофан, тогдашний настоятель монастыря, пришёл ко мне… к нам… точнее, к моему покровителю.

– Вы хотите сказать, к местному авторитету, точнее вору?

– Зачем же так грубо? Иннокентий Иванович, хоть и был вором, но был при этом человеком верующим…

– Иннокентий Иванович?..

– Здесь все называли его Кеша Архимед! Отец Феофан понимал, что это был единственный шанс вернуть «Святого из Вифсаида» законным владельцам. У Иннокентия Ивановича была хроническая обструктивная болезнь легких, к тому времени он уже почти не вставал с постели, поэтому я занялся этим делом.

– В газетах писали, что украденные вещи найдены, всё за исключением иконы.

– Это так.

– А что же случилось с похитителями, вам о них что-нибудь известно? – задал очередной вопрос Веня.

– Очевидно, вы их нашли, и они после этого исчезли! – встряла в разговор Настя.

Андрес Янович смерил девушку холодным взглядом, Веня исподтишка показал своей напарнице кулак. Андрес Янович неторопливо вытряхнул потухшую трубку, снова забил её табаком и раскурил. Только после этого он снова заговорил:

– Всё верно, в газетах писали о двух преступниках. Этих двоих нашли мёртвыми, и при них были украденные из монастыря вещи. Но на самом деле воров было трое, и среди них была женщина! Если вы больше не будете меня прерывать и делать нелепые выводы, я расскажу, как всё было на самом деле…

Глава вторая,

в которой Андрес Садовод расскажет историю жизни двух несчастных детишек

Граница с Эстонией, 1905 г.

Она родилась в небольшой деревне южнее Печор в семи верстах от границы. Их мать была уроженкой Гатчины, но Верка так никогда и не узнала, как мать сюда занесло. Когда Верка спрашивала у матери об отце, та отвечала, что он был унтер-офицером императорского флота. Повенчаться они не успели, так как началась война, и отец, сразу же после того как ненароком её обрюхатил, был срочно переведён на Восток, где геройски погиб при Цусиме[30]. Планировалась ли у них с отцом свадьба на самом деле или нет, Верка так никогда и не узнала. Люська Карасёва, мать Верки, сызмальства считалась бабой непутёвой, крутила любовь с кем попало, и как частенько говаривала о ней соседка баба Гала: «Верка наша могла народиться от кого угодно – и от морского унтера, и от трактирщика Гришки, и от любого другого пробежавшего мимо Люськиной юбки кобеля».

Илюшу, по словам всё той же бабы Галы, Люське заделал Мишка Цы́ган, когда они вместе пьянствовали и резвились у них в хате, почитай, неделю. Когда кто-то донёс властям об устроенном на Люськином дворе бесчинстве, к ним на двор нагрянули жандармы. Мишка Цыган промышлял контрабандой и устроил в хате у Люськи схрон. Жандармы учинили обыск и без особого труда отыскали в погребе пять огромных тюков с чаем, крупную партию табака и, кроме всего прочего, какое-то краденое золотишко. Мишка спьяну, когда полиция нашла его барахло, бросился на жандармов с топором. Смутьяна скрутили, как и полагается, дали от души в рыло, и осудили Мишку на пять лет каторги, откуда он уже никогда не вернулся. Люську же тогда ещё долго таскали по судам, но со временем отстали, к тому моменту у неё уже стал показываться живот. В положенное время она разродилась, но в голове после всего этого у Люськи так и не прибавилось. Дети для неё были обузой, она так же гуляла и веселилась, только, к всеобщему одобрению, детей уж больше не народила.

Люська гуляла и пьянствовала, а Верка с Илюшей остались, хоть и при живой матери, сами по себе. Как-то раз, когда Илюше было девять, он случайно расплескал на штаны очередному материному полюбовнику горячие щи, та выпорола сына, выгнала его на улицу и заперла в сарае. Верка вступилась за брата и наорала на мать, за что тут же получила несколько затрещин и тоже угодила под замок. Но Верка выбралась через крышу и попыталась поджечь дом. Люськин хахаль, к счастью, не спал, он потушил огонь, а мать, когда бросилась на Верку с кулаками, увидела направленные на неё вилы. Материн сожитель долго матерился и, прихватив свои вещички, ушёл, а мать долго плакала. После этого мать немного притихла.

Верке было двенадцать, когда вспыхнула Гражданская война. В двадцать первом, когда окончательно спившись, мать уже перестала узнавать их с Илюшей, Верка собрала свои пожитки, забрала брата и отправилась в Петроград.

Ещё в поезде их, двух заморышей с одной котомкой на двоих, приметил средних лет господин в сером котелке и дорогом коричневом пальто. Он подсел, сунул голодному Илюше мятную конфету и спросил:

– Сироты?

– Зачем же сироты? У нас мамка имеется. Мы к тётке в Печоры едем… погостить! – уверенно заявила Верка, хотя никакой тётки у них и в помине не было.

Мужчина бегло окинул их драную одёжку, усмехнулся.

– А лет-то тебе сколько, красавица?

– Шестнадцать! – снова соврала Верка, уверено прибавив себе год.

Мужчина достал бумажник и дал Верке пару банкнот. Он крупными буквами написал на клочке бумаги адрес и сунул его Илюше в карман.

– Если не получится с тёткой, – сказал мужчина, – приходи по этому адресу. Помогу с жильём и дам работу.

После этого он пересел на другую полку и всё оставшееся время читал газету. Верка ломала голову, как ей поступить. Идти им было некуда, но мужчина в котелке выглядел уж больно чужим. Верка не привыкла к таким франтам, поэтому её распирал страх. Когда поезд остановился и вслед за господином в котелке они вышли на перрон, Верка, отбросив последние сомнения, догнала его и дёрнула за рукав.

– А что за работа? – спросила она.

– Про тётку-то наврала, поди? – усмехнулся мужчина.

Верка нахмурилась, но почувствовав, как холодный осенний ветер задувает за воротник и под платок, подумала, что в её положении особо ломаться не стоит.

– Наврала, и что?

– Если хочешь на меня работать, никогда мне больше не ври, – в глазах мужчины впервые за всё время их общения появился недобрый огонёк. – Работа не пыльная. Сначала поживёшь в общем бараке, потом, если хорошо себя покажешь, может, выделю тебе что и получше…

– Только мне, а как же брат? – Верка снова напряглась.

– Если будешь хорошо делать свою работу, сможешь снять для него уголок. Так что, по рукам?

– Вы так и не сказали, что за работа!

Мужчина снова сверкнул