танцевать?

Черт бы побрал Аиду с ее длинным носом, который сестра вечно норовит сунуть куда не следует.

Я уже привык к тому, что личные границы других людей для нее ничего не значат, но на этот раз девушка зашла слишком далеко. Она знает, что Симона – это табу во всех смыслах. Я не говорю о ней. Я даже о ней не думаю.

Но ведь это не совсем правда, да?

Так или иначе я думаю о ней каждый гребаный день.

Почему это не проходит?

После того как Симона улетела, кажется, я немного сошел с ума. Она мерещилась мне всюду – на перекрестках, в ресторанах, в проезжающих мимо машинах. Всякий раз я оборачивался, думая, что это действительно она, и всякий раз понимал, что не знаю эту девушку. Она даже не похожа на Симону.

А затем началось настоящее безумие. Лицо Симоны начало появляться на обложках журналов, на плакатах в магазинах, на стеллажах с косметикой. Ее карьера была похожа на жестокую шутку, придуманную специально, чтобы пытать меня. Однажды я уснул перед телевизором и проснулся от звука ее смеха – Симона была гостьей «Позднего шоу» и давала интервью Стивену Кольберу.

«Итак, Симона, каково это быть самой красивой женщиной в мире? Как у самого красивого мужчины, у меня есть пара соображений на этот счет…» Смех в зале.

Я не мог никуда деться. Мне некуда было спрятаться.

Я ненавидел Чикаго. Я ненавидел свою работу. Я ненавидел даже свою семью, хотя в случившемся не было их вины. Я ненавидел все то, из-за чего Симона меня оставила. Все, что делало меня недостойным ее.

Я больше не хотел быть собой – мужчиной, который любил ее и не встретил взаимности.

Поэтому я вступил в армию.

Я перелетел полмира и оказался в гребаной пустыне, только чтобы найти место, где меня не будет преследовать ее лицо.

И все равно оно преследовало меня. Я видел ее лицо в бараках, в песчаных дюнах, на звездном небе. Оно проплывало перед моими закрытыми глазами всякий раз, когда я пытался уснуть.

Мне казалось, я помню каждую черточку.

И все же при взгляде на Симону на митинге у меня перехватило дыхание. В моей памяти она даже близко не была так красива, как в жизни.

Сегодня вечером Симона была еще прекраснее в простом белом платье с открытыми плечами и изящным разрезом вдоль левого бедра. Каждый раз, когда она двигалась, я видел ее длинную ногу и темно-бронзовую кожу на фоне сияющей белизны.

Ее талия под моей ладонью казалась узкой и гибкой. Но ее фигура стала полнее. Поэтому Симону прозвали «Тело» – такого тела еще не бывало на свете. Все остальные женщины мира лишь жалкая имитация Симоны. Словно все они были сделаны по ее образу и подобию, но создателю не хватило мастерства. Она – творение Пикассо, а все остальные – лишь открытки с репродукцией.

Почему она оставила меня?

Я знаю, почему. Я знаю, что подвел Симону той ночью, оставил одну в темном и страшном парке. Я знаю, как она была напугана, когда я появился, ошалевший и покрытый кровью. И я знаю, что девушка и без того сомневалась в наших отношениях, потому что я не был тем мужчиной, которого она планировала полюбить, которого хотела для нее семья.

Так что, пожалуй, вопрос, на который я действительно хотел бы знать ответ, это: «Почему она не любила меня таким? Почему она не любила меня так же сильно, как я ее?»

Я думал, что любила. Я смотрел в ее глаза, и мне казалось, что я вижу в них отражение собственных чувств. Я думал, что вижу ее насквозь и понимаю, что именно она чувствует.

И я был не прав.

Теперь Симона вернулась, будто ангел, который спускается на землю раз в десять лет. А я дурак, который хочет припасть к ее ногам и умолять забрать меня с собой на небо.

Такой мужчина, как я, не заслуживает небес.

Музыканты заканчивают свое выступление, и организаторы начинают настраивать микрофоны, видимо, чтобы пригласить Яфью Соломона на сцену.

Я помню, что он говорил что-то про «поблагодарить публично». Меня это интересует в наименьшей степени. Мне не нужна ни его благодарность, ни всеобщее внимание.

Так что я начинаю двигаться в сторону выхода.

Глупо было вообще приходить сюда. Я не знаю, почему позволил Рионе втянуть меня в это. На что я рассчитывал? Что Симона извинится передо мной? Что будет умолять начать все сначала?

Она не сделала этого во время митинга, с чего бы ей делать это сегодня вечером?

Да мне это и не нужно.

Она не хотела меня тогда, не хочет сейчас и подавно. Ее статус взлетел, словно ракета. А я все тот же гангстер, которым был, – немного облагороженный, но все с теми же разбитыми костяшками, если приглядеться.

Я уже почти у выхода, когда дорогу мне преграждает Риона.

– Куда это ты собрался?

– Не хочу слушать речь Соломона.

Риона отбрасывает прядь ярко-рыжих волос. Она сегодня красива – она всегда красива. Но платьями и каблуками меня не обманешь. В глубине души девушка настоящий питбуль. И я вижу, что она раздумывает, насколько сильно еще может на меня надавить, после того как уже заставила прийти сюда сегодня вечером.

– Я видела, как ты танцевал с Симоной, – говорит она.

– Ага.

– Что она сказала?

– Ничего. Мы почти не разговаривали.

Риона вздыхает.

– Она здесь всего на пару дней, знаешь ли…

– Отлично, – грубо отвечаю я. – Значит, я, скорее всего, больше ее не увижу.

Я проталкиваюсь мимо Рионы и выхожу из «Хэритейдж-Хауса».

После жары и толкотни на танцполе прохладный ночной воздух освежает. Риона подхватила меня по пути сюда, так что не будет возражать, если я уеду без нее.

Пересекая парковку, я вижу, как Миколай Вильк и Несса Гриффин садятся в джип Нессы. Мико устраивается за рулем, и Несса льнет к нему, чтобы положить голову на плечо. Она над чем-то смеется, и даже на худом бледном лице парня можно увидеть улыбку. Его светлые волосы кажутся призрачными в полутемном салоне машины, а татуировки на шее напоминают темный воротник.

Я поднимаю руку, чтобы помахать, но они не видят меня, поглощенные друг другом.

Черт возьми. Я не хочу завидовать, но трудно не испытывать горечь, когда даже такая немыслимая парочка нашла друг друга, а у нас с Симоной ничего не вышло.

Миколай ненавидел Гриффинов всеми фибрами души. Он похитил Нессу, их младшую дочь, и убил