лошадьми покинули Стрельниково. Поперек одной лошади лежал Антуан. К обеду были в кустах возле Чудинова.

— Значит так, Петя, — наставляю я, — предстаешь перед барином. Отдаешь свиную жилетку. Когда увидишь, что проникся положением дел, говоришь, что это предупреждение. Следующая будет настоящей. А сейчас мы готовы к переговорам. Условия передашь такие: в прошлый раз требовались десять тысяч ассигнациями, в этот раз сто тысяч серебром. Если будут угрожать, говори, что должен выйти через полчаса. А не выйдешь, то будут Вашего сыночка по частям присылать.

Петьша кинул и тронул коня.

Мы оставили лошадей, подобрались ближе и залегли в кустах. Видно крыльцо усадьбы. Остальное скрывают деревья. Вот коня приняли за узду. Петя спрыгнул и развязной походкой пошел внутрь. Ничего не происходит. Через пятнадцать минут все забегали. Кто-то выскочил, прыгнул на неседланного коня и куда-то поскакал.

— Будем штурмовать, — сказал я, — до условного времени ждем, потом вовращаемся к лошадям и вперед.

Еще через десять минут Петьша вышел живой и невредимый среди всеобщей суеты. Подошел к лошади, отвязал и лихо вспрыгнул в седло, гикнул и галопом рванул с места. Через десять минут мы были в сборе, в километре от усадьбы.

— Не тяни, — потребовал я, когда он не спеша вылез из седла, — отдал?

— Отдал.

— А он?

— А он помер.

Петю встретили недобро, что и понятно, но без нездорового энтузиазма. Основных активистов мы положили. Даже нож с пистолетом не отобрали. «Смотрели, как на прокаженного». Барин его принял в зале. Петьша развернул тряпку и бросил свиную кожу к ногам. Трясущимися руками барин поднял ее, увидел пятно. И захрипел. «Думал я поначалу, что слюной подавился, а он зенки закатил и обмяк». Все забегали, за лекарем послали. К Пете никто не подступился. «Пытались было, да я руку на пистоле положил, да говорю: Ну-кась! Так и отступили».

— Может, очнется?

— Не, я четверть часа стоял, ждал, задышит али нет. Помер он.

Я подошел к Антуану.

— Твоего папеньки больше нет. Он сделал свой выбор и заплатил за него жизнью.

Полные ужаса глаза в ответ.

— А это значит, никто за тебя не заступится. Уходим, — бросил я своим.

Утром я велел привести Антуана.

— Я долго думал, как буду тебя пытать, — сказал я, смакуя кофий, — и решил, что после всех развлечений посажу тебя на кол на лесной поляне. А когда сдохнешь, сделаю, как в старой доброй Англии. Подвяжем руку, как флигель, и обмажем смолой, чтоб сразу не испортился. Лет десять так провисишь, если подкрашивать. Будешь дорогу на болото показывать.

Дробный стук зубов и мычание нарушали тишину.

— Экий ты, барин, выдумщик, — тряхнул головой Егор, — нечто в Англии так делают?

— Делают. Повесят и просмолят. Чтоб другим в назидание. И по двадцать лет висят на цепях рядами вдоль дороги или на побережье.

— Как-то не по-христиански, — поджал угол рта Егор.

— Как-то да.

— Пппресвятая Богородице, спаси мя, — послышалось от Антуана.

— О, вспомнил. Извращенец-неудачник. А когда девчонок лапал да мучил, не молился?

— Святителе отче Николае, спаси мя.

— А что. Егор, как думаешь, можно грехи такие замолить?

— Отчего нельзя? Говорят, Христос и разбойника на Кресте помиловал.

— Пощалите, в монахи уйду. В Париж уеду. И там в парижские монахи поступлю.

— Ну, даже не знаю. Второй раз ты мне попался. Третьего раза не переживешь точно. Так стоит ли третьего дожидаться?

— Все сделаю, что попросите.

— Зачем мне просить? Ты и так в моей власти.

— Так что же мне?

— Рабом у меня будешь. В глаза смотри! — Вскочил я с кресла, за волосы запрокинул голову вверх, — хочешь мою волю исполнять?

— Ххочу, — промямлил Антуан.

— Не слышу! — ору я.

— Хочу, хочу, хочу, — визжит он.

— Вот и молодец. Сделал выбор в пользу жизни.

— Меня не убьют?

— Зачем имущество портить? Как станешь не нужен, так все.

— И что мне делать? Крестьянскому труду не обучен.

— Что прикажу, то и будешь. Крестьян у меня хватает. Вступишь в право наследства. И будешь выполнять и говорить то, что нужно. И учти, в третий раз сглупишь, умрет и вся твоя семья.

— И маменька?

— Все.

— Я понял. Все исполню.

— Не сомневаюсь. Но сначала долги отдашь. Тебе дадут поверенного. Оформишь чудиновское поместье на меня. Все, со всеми деревеньками. Десять тысяч ассигнациями отдашь Петьше. На развитие солевого бизнеса. Сто тысяч серебром привезешь в Стрельниково. А сейчас бери перо и пиши.

Я надиктовал разные подписки. О сотрудничестве с французской разведкой, с немецкой, с английской. С масонами. «Неужели я согласен убить Его Императорское Величество по первому требованию?» «Пиши, урод».

Потом Антуана одели и отправили домой с провожатым.

А я решил отдохнуть. За неделю рука у Алены, пережатая веревкой, восстановилась. После нескольких дней дождей наступило бабье лето. Дороги подсохли. Мы гуляем на лошадках.

Мои родственники пожгли у Куликова два сарая с сеном, поставив под вопрос выживание господского скота зимой. Я ждал Гурского с известиями. Но приехал Викентий Иванович.

— Вот дорогой гость, которого не вытащишь из города просто так. Наша путеводная звезда в болотах бумаг и законов. Дуня, сейчас же обедать подавай!

Викентий Иванович уселся на краешек дивана.

— К сожалению, быть гостем не имею возможности. Весьма занят.

— Это не удивительно, уверен, с вашей квалификацией Вы на нарасхват.

Вижу, что ему приятно.

— Увы, казенная служба отнимает много времени и сил, а взамен дает только название. Человеку, не имеющему состояния, невозможно жить от случая к случаю.

— Очень Вас понимаю. Работа есть работа.

— Да. И сейчас я по делу.

— Что случилось?

— Помещик Куликов решил перебраться в Кострому. Сейчас, когда урожай собран и продан, подати получены, пришла ему мысль продать имение. Вы соседи, а потому я решил сообщить Вам эту весть.

— Отличная новость! И сколько же он просит?

— Шестьдесят тысяч рублей ассигнациями. Очень дорого за это поместье. Сто двадцать душ по ревизской сказке. Считайте, по сто рублей. И вода плохая. Соленая и не вкусная.

— Как на Кавказе?

— Не был. Думаете, лечебная?

— Я думаю согласиться на предложение. И увеличу на пять тысяч сумму, если скажет, что тех разбойников, что на него напали, полиция уже поймала.

— Можно поговорить.

— Прошу отобедать, чем Бог послал.

На столе жаренные в яблоках тетерки, котлеты из лосятины, суп с грибами и сметаной, всякие соленья и закуски. От выпивки юрист отказался.

— Вернусь к вашей реплике по поводу необходимости государевой службы. Конечно, она дает стабильность и владение ситуацией. Но жизнь одна и прожить ее надо не по жалованию. Не буду ходить вокруг да около. Сколько вы получаете? Рублей шестьдесят в месяц?