– Хорошо, что я не изгнанник! – искренне порадовался тогда принц.

Изгнание – последняя мера наказания Саора. Исключительное право короля, хоть и вступает в силу с одобрения Круга. За проведённые дома полгода, Дэрэк только раз услышал, как речь зашла об изгнании. И то нашлись основания смягчить приговор. Горемыку тихэни, решившего поэкспериментировать с заклинаниями Порядка, на десять лет лишили магии, на том и успокоились. Десять лет для тихэни – как полвека для человека, не говоря уж о лэктэрхах и хоренгах.

Синеглазый вообще неохотно ссылает в иные миры. Некоторые усматривают в этом великодушие и благородство. Кто-то – кажется, Лейгни – высказал предположение, что, на собственном опыте познав прелести изгнания, Джэд жалеет своих подданных.

Юноша уже слишком хорошо узнал Дэйкена, чтобы понимать, что и те, и другие ошибаются. Джэд не одобрял изгнание как таковое, но у них до сих пор не было повода заговорить об этом. Иначе Дэрэк знал бы наверняка. Синеглазый доверял ему настолько, что честно отвечал на любой вопрос. Иногда только просил – не говори остальным, ладно?

«Дэрэк, не выдавай меня, договорились? Пусть думают, что Волны утихли сами…»

«Ты же не расскажешь Эльги, что я был там один? Зачем ей беспокоиться, всё же обошлось…»

«Подумаешь, пара царапин! На мне вообще всё заживает мгновенно. Главное – Саор не пострадал… Кругу – ни звука!»

Дэриэн улыбнулся. В этом весь Джэд. Главное – Саор. Вот уж кто не сможет жить вдали от своего мира. Для Дэйкена изгнание стало бы казнью. А обстоятельства, при которых бы он покинул Саор добровольно, невозможно представить! Да и кто пойдёт на подобное? – невольно задал себе вопрос Дэрэк и вдруг помрачнел.

Мэйлин. До вчерашнего дня он не подозревал о её существовании, а сегодня идёт просить её сына занять положенное место – наперекор желанию, логике, рассудку…

– Льдинка, ты знала Мэйлин? – поднял он голову. – То есть… – поправился он, вспомнив о возрасте своей принцессы, – …о ней?

Девушка склонилась к нему, льняные волосы, собранные в длинный хвост, щекотнули шею:

– Ты всё время забываешь, что нас заставляют учить историю. Даже мелочи, даже личную жизнь королей. Хоть это и не всегда приятно. Конечно, я знала.

– Почему же ты мне никогда не рассказывала? – насупился юноша. – Ведь это касается Джэда, а значит, меня!

– Ты всё равно услышал бы эту печальную историю от Наставницы, – вздохнула Дейзи. – Кто б мог предположить, что прошлое так внезапно и властно заявит о себе!

Помолчав, она продолжила:

– Потом, Дэрэк… По-настоящему это касается только Аргена, Мэйлин и Зэльтэн. Кроме них троих, разве что Джэд да тот злосчастный первенец вправе обсуждать или осуждать произошедшее. Арген умер, Мэйлин ушла в изгнание. Твоей матери всякое упоминание о том времени причиняет боль. Синеглазый же… вряд ли он испытывает к отцу что-либо, помимо стыда за его поведение. Зачем же лишний раз ворошить прошлое?

– Но у меня не пустое любопытство! – вспыхнул Дэриэн. – Льдинка, пойми! Да, через пару месяцев Эдра неторопливо поведает мне обо всём, что случилось четверть века назад. Подробно, спокойно, не сбиваясь. А Саором будет править человек, которого мой Синеглазый приведёт за руку, как меня когда-то, и посадит на трон… И я желаю знать, кому я буду этим обязан! Кем была эта Мэйлин, как завоевала любовь Аргена – если он, действительно, любил её, почему потерпела поражение и почему выбрала самое страшное для Саора – изгнание?!

– Она была очень красива! – сердито бросила Дейзи. – Очень! Под пару твоему брату! И Аргену хватило одного взгляда, чтобы потерять голову. Посмотри, как все сходят с ума по Дэйкену, – и представь на его месте девушку, даже более прекрасную.

– Красивее Джэда никого нет и быть не может, – уверенно возразил Дэрэк, – но я примерно понимаю, о чём ты.

Дейзи улыбнулась:

– Слышал бы тебя Синеглазый… Вот разозлился бы!

– Да я ему это раз сто говорил! Ничего он не злится, только ресницами своими длиннющими хлопает, смущается и отворачивается… Мы отвлеклись. А кто были родители Мэйлин?

– Отец – Скирх, сын Роила, тогда был Смотрителем Оржа, а мать – Зея, дочь Типе, погибла при наводнении в Тайе сразу после рождения дочери. Не успев повзрослеть, Мэйлин стала некоронованной королевой Саора. Они были вместе почти полвека, но так и не прошли Обряд – не иначе, как по воле Аргена, одержимого мыслями о сыне – величайшем маге из всех живущих. Сам он магией владел так себе, Мэйлин не лучше. Вот он и подыскивал себе кого-нибудь могущественного.

– Как Зэльтэн?

– Да… Дэрэк, ты её так матерью и не называешь?

– Льдинка, не могу… Мэриэн – моя мать. Пусть она мне жизнь не подарила, зато свою за меня отдала. И ещё… я всегда буду помнить, как Зэльтэн поступила с Джэдом. У нас с тобой тоже сын будет. Ты позволишь его отнять? В чужой мир выбросить, забыть?

– Нет, конечно!

– Вот… Я ещё понимаю, почему она меня спрятала, под опеку надёжного человека и надзор Наблюдателя. Но ты хоть раз задумывалась, что такое детдом?!

Юноша отвернулся, вспоминая:

«Крысы там водились размером с терги. По ночам выходили, возились в углах, скреблись, пищали…» – Джэд поёжился.

«Боялся?»

«Ужасно! Иногда всю ночь сидел на кровати, поджав ноги и прислушиваясь».

«Сколько тебе было?»

«Лет пять, наверно. Или меньше. Я же не знал, когда родился. Мне Тор только потом день назвал».

«И дни рождения не отмечал?»

«Да о чём ты говоришь!»

«И какого числа ты родился?»

«На тридцатый день седьмого месяца… В Саоре нет названий. На Земле это был июль».

«Так тебе скоро двадцать три исполнится! Давай Арвэ попросим торт испечь!»

«Дэрэк… не поймут».

«Ну и что? Прыгнем на Землю, возьмём свечи, отпразднуем вчетвером – ты, я, Эльги, Дейзи. Заведём в Саоре новую традицию!»

«Дэрэк, какой ты ещё ребёнок! У нас и так традиций миллион. В день рождения короля бал устраивают… хотя мне твоё предложение больше нравится».

Дейзи прервала мысленный диалог:

– Дэрэк, ты о чём задумался?

– Так… о рождениях.

– Знаешь, если бы Мэйлин родила Аргену ребёнка… пусть даже и не отвечающего его требованиям, он смирился бы с этим и женился на ней. Но у них не было детей, и, похоже, она переживала. Судя по всему, она любила короля. Хотя я с трудом представляю, что в нём можно было любить! Король Арген был… как бы это сказать помягче… – девушка запнулась, – малопривлекательным человеком. Раздражительный, самолюбивый, обидчивый, легко впадающий в гнев. Вспышки его необузданной ярости, вечно угрюмое лицо, а особенно – недоверчивые тёмные глаза и их сверлящий, пронизывающий взгляд нагоняли на меня ужас, когда я была маленькой.

Перед Дэрэком возник портрет Аргена – тот, что был увековечен на стене Зала Совета. Темнокожий, круглолицый, крупный, крепкий, явно неповоротливый мужчина. Из-под широких бровей сверкают чёрные властные глаза.