— Похожа на убитую? — с сомнением предположил Фурнье.

— Да нет, не то. Я хотел бы вспомнить. Я уверен, ее лицонапоминает мне кого-то... И, разумеется, — продолжал Пуаро, слегка приподнявброви, изо всех людей, кому так или иначе выгодна или невыгодна смерть Жизели,этой молодой женщине она совершенно очевидно больше всего идет на пользу.

— Верно; но разве это нам что-нибудь дает?

Пуаро минуту-две не отвечал. Он следил за ходом своихмыслей. Наконец сказал:

— Друг мой, к этой девушке переходит огромное богатство.Понимаете, с чего я начал размышлять о степени ее причастности к преступлению?В самолете было три женщины. Одна из них, мисс Венетия Керр, происходит изизвестной и достославной фамилии. Но две другие? С тех пор, как Элиза Грандьевыдвинула версию о том, что отец ребенка мадам Жизели был англичанином, япредполагал, что одна из двух других женщин могла быть ее дочерью. Обе ониприблизительно подходят по возрасту. Леди Хорбари — бывшая хористка, чье происхождениенеясно, и жила она под сценическим именем. Мисс Джейн Грей, как она мне однаждысказала, была воспитана в приюте для сирот.

— Ах, вот оно что! — сказал Фурнье. — Вот, оказывается,каким путем бежали ваши мысли! Наш друг Джепп сказал бы, что вы слишкомбесхитростны!..

— Что вы, он всегда обвиняет меня в том, что я предпочитаювсе усложнять. Но это не так; на самом деле я действую самыми простымиметодами, какие только можно себе представить. И никогда не отказываюсь отфактов. — Но вы разочарованы? Вы ожидали от Анны Морисо большего?

Они как раз входили в отель, где остановился Пуаро. Предмет,лежащий на столе в вестибюле, напомнил Фурнье о его утреннем разговоре с мсьеПуаро. — О! Я не поблагодарил вас, — воскликнул Фурнье, — за то, что выобратили мое внимание на ошибку, которую я допустил! Непростительно забыть офлейте доктора Брайанта, хотя я и не подозреваю его всерьез... Он не кажетсямне человеком, который...

Фурнье остановился. Мужчина с футляром для флейты в руке,разговаривавший с клерком возле стола в вестибюле, обернулся. Его взгляд упална Пуаро, а лицо его посветлело. Пуаро шагнул вперед. Фурнье отступил на заднийплан, так, чтобы Брайант не видел его.

— Доктор Брайант! — сказал, поклонившись Пуаро.

— Мсье Пуаро!

Они пожали друг другу руки. Женщина, стоявшая рядом сБрайантом, отошла к лифту. Пуаро только мимоходом взглянул на нее, затемсказал:

— Ну, мсье le docteur, ваши пациенты ухитряются теперьобходиться без вас?

Доктор Брайант улыбнулся своей привлекательной, так хорошозапоминающейся улыбкой. Он выглядел усталым, но был странно спокоен.

— У меня теперь нет пациентов, — сказал он. Затем, шагнувближе к столику, спросил: — Стакан хереса, мсье Пуаро, или что-нибудь другое?

Они присели к столику, и доктор сделал заказ. Затем медленнопроговорил:

— Нет, теперь у меня нет пациентов. Я оставил должность. Этобыло вынужденное решение. Я сам отказался от должности, прежде чем менявычеркнули из официального списка. — Он продолжал мягким и каким-то глубокимголосом. — В жизни каждого рано или поздно наступает критический перелом, мсьеПуаро. Тогда человек стоит на перекрестке и должен выбирать. Моя профессия менячрезвычайно интересует, и мне очень, очень жаль бросать ее. Но есть и другиецели и требования... Есть, наконец, счастье, человеческое счастье, без которогомы ничто, мсье Пуаро.

Пуаро ничего не сказал. Он ждал.

— Есть одна леди, моя пациентка. Я ее очень люблю. Ее мужпричиняет ей только горе и делает ее бесконечно несчастной. Он наркоман. Еслибы вы были врачом, вы бы знали, что это такое. У нее нет собственных денег, иона не может оставить его... Некоторое время я колебался, но теперь решился.Она и я уезжаем в Кению, чтобы начать там новую жизнь. Надеюсь, она узнаетсчастье. Она столько страдала в жизни!..

Он опять замолчал. Затем сказал более резким тоном:

— Я говорю вам обо всем этом, мсье Пуаро, потому, что скороэта новость станет достоянием гласности, а чем скорее узнаете вы, тем будетлучше.

— Понимаю, — откликнулся Пуаро. Через минуту он добавил: —Вы берете с собой флейту, я вижу.

Доктор Брайант улыбнулся.

— Моя флейта — мой старейший друг, мсье Пуаро... Когда ничтоне помогает, остается музыка.

Его рука любовно погладила футляр. Затем Брайант встал ипоклонился.

Пуаро тоже встал.

— Мои наилучшие пожелания вам на будущее, мсье, того жесамого желаю и мадам, — сказал Пуаро.

Когда Фурнье присоединился к своему другу, Пуаро, сидя устолика, договаривался о вызове по междугородному телефону Квебека.

— Что такое?! — завопил Фурнье. — Вы все еще возитесь с этойнаследницей? Решительно, у вас idue fixe!

— Что вы, что вы, — возразил Пуаро. — Но ко всему следуетподходить методично и последовательно. Нужно покончить с одним, прежде чембраться за другое. — Он оглянулся. — А вот и мадмуазель Джейн. Полагаю, выприступите к dujeunner. Я присоединюсь к вам, как только освобожусь.

Фурнье молча, неохотно согласился, и они с Джейн направилисьв ресторан.

— Ну, — с любопытством спросила Джейн, — какова же она изсебя?

— Немного выше среднего роста, смуглая, курчавая, острыйподбородок...

— Вы говорите точно так, как пишут в паспортах, —усмехнулась Джейн. — Мой паспорт просто оскорбителен. Весь состоит из слов«средний» и «обычный». Нос — средней длины; рот — обычный; лоб — обычный;подбородок — обычный.

— Но глаза — не обычные, — сказал Фурнье.

— Они серые, это не особенно восхитительный цвет.

— Кто вам сказал, мадмуазель, что это не восхитительныйцвет? — лукаво спросил Фурнье. Джейн рассмеялась:

— Вы необыкновенно умело владеете английским! Но расскажитемне еще об Анне Морисо. Она красива?

— Assez bien, осторожно ответил Фурнье. — И она не АннаМорисо. Она Анна Ричардс. Ее муж в Канаде или где-то в Америке. Он рассказалДжейн о жизни Анны. Как раз когда он заканчивал свое повествование, к нимприсоединился Пуаро. Выглядел он слегка удрученным.

— Ну что, mon cher? — спросил Фурнье.

— Я разговаривал с начальницей — матушкой Анжеликой. Знаетели, это романтично — трансатлантический телефон! Поговорить вот так запросто счеловеком, находящимся чуть ли не по другую сторону земного шара...