Таким образом налицо извечное в действии «освобождения». И поскольку его направленность — исключительно в сторону к отвлечённому самого верхнего или самого нижнего «ярусов», то, оказавшись «там», оно должно непременно уничтожить и сущее, ничего в нём не сохранив. «Освобождение» — «беспощадно».

При исследовании этих «странностей» дело незаметно и неудержимо сводится к слиянию понятий абсолютного материального с абсолютным духовным. «Ничего», «пусто» — в обоих местах. Конечно, абсолютного «равенства» нет. Хотя обе «величины» условны, абсолютное духовное ещё и происходит из непосредственно условного. Коим является воспринятое «от» материального, то есть — от вещественного.

Но в рассмотрении свободного, «освобождённого» ни тождество, ни различие в двух высших, абсолютных «величинах» уже не имеют никакого значения.

«Восход» к абсолютному — это единственный надёжный способ «остановить» «освобождение» и, что называется, «растереть» его в порошок. Тем самым можно считать в некоторой степени оправданной и осторожность науки перед исследованиями в областях абсолютного материального и абсолютного духовного. Свободное, «освобождённое» как будто и без того основательно «взнуздано»; — а — но вдруг это только кажется?..

При «конструировании» абсолютного нельзя не обратить внимания на противоречие между «помещаемым» туда «конкретным» и тем, чем оно, это «конкретное», там становится. Ведь, скажем, «вещественное», материальное, «переходя» «в» материю, уже полностью теряет само себя, и оно уже больше не есть материальное.

То есть даже и сама материя представляет собою уже лишь абстрактное понятие, «образ»; материального же в ней нет и не может быть ничего. Точно то же самое происходит с духовным, коль оно оказывается в области абсолютного. При этом приближение к абсолютному как для материального, так и для духовного сопровождается ежемоментным изменением сущего в них, то есть одновременно и их форм.

И если речь идёт уже о «фактическом» переходе «в» абсолютное, то это значит, что сущее, которое туда «попало», не могло больше догматизироваться, иначе говоря — находиться, «удерживаться» в собственной форме. Только разница в том, что для материального это должны были быть состояния «вещественности», а для духовного — «оболочки» понятий.

В том и в другом случае информативное ещё имело место и служило «различению». Теперь же оно безвозвратно «теряется». Понятно, что такое «конструирование» полностью исключено как реальное, поскольку нереален и переход в абсолютное. Это не более как способ или приём абстрагирования; но ценность его не только в его назначении «отвлекать» от сущего.

Именно здесь в повестку дня ставится вопрос об измерениях, о параметрах «конкретного» «вещественного».

Постоянно перевоплощаясь, «обретая превращения», материальное, «вещественное» не может не проходить через «мучительные» этапы «дробирования» и «распада», вслед за которыми оно должно быть до основания разрушено и в таком «виде» в неуловимом отрезке времени «вброшено» в новое состояние, где ему уже уготована и новая форма.

Исходя из этого, поиски пределов, на которых заканчивается «исчезновение» «старой» формы, остаётся, пожалуй, увлекательнейшим разделом современного естествознания.

Существуют ли бесконечно малые величины «вещественного», на которых «деление» «останавливается» как бы «проваливаясь»? Говоря иначе — должны ли величины делимого быть определёнными, «установленными»? Молекулярные, волновые и другие теории отвечают на эти вопросы по-разному только ввиду невозможности выявления «точки», до которой «всё доходит».

С другой стороны, не поддаётся выявлению и «точка» вброса в новую форму. Тут кое-что можно узнавать по тому, как ведёт себя вещественное; но в данном случае это лишь утилитарное познание, пригодное для обоснования производственных, возможно, совсем неплохих технологий, проведения экспериментов и проч. — Сама же стезя перевоплощений остаётся всегда неразгаданной и неизменно таинственной.

«Непознаваемое», конечно же, не может не быть прочнейшим образом связанным с «освобождением». Там, где действие этого последнего, как всепроникающего процесса, приходит в «окончательную» дискретность, прекращается и действие сил, которыми определяется развитие чего-либо. Но не менее важно́ и новое направление. Куда оно должно вести и можно ли всегда знать, что оно существует?

Ошибочны или нет были бы усилия, направленные к поиску в мироздании чего-то вроде скрытой универсальной энергетики «освобождения», ипостаси, наподобие той «тёмной энергии», которую ещё Эйнштейн обозначал в виде космологической постоянной? — Что если здесь материальное, «вещественное», будь оно волнообразное или какое-то ещё, «способно» «сваливаться» в какой-то другой ряд или даже, возможно, по стечению разных причин, не в один только, а в любой из нескольких, из множества «новых», а точнее: пока неизвестных рядов? Скажем, это одновременно с материей-1, известной нам как состояние и многообразие вещественного, материя-2, -3 и т. д., затем или одновременно, — антиматерия, ещё некая другая форма бытования «вещественного»…

Изложенное позволяет, кажется, сделать вывод, что в каждом «вещественном» «непознаваемое» «таится» в виде мощного внутреннего удержания сущего в его конкретной начальной форме, проявляясь как ограничение свободности, а, в свою очередь, свободность должна также неизбежно перейти в своё «непознаваемое», чтобы там исчерпать себя и тем открыть дорогу новому циклу процессного развития.

Здесь нельзя обойтись без пояснения в том смысле, что «освобождение» чего-то материального, вещественного всегда имеет место между абсолютным в его начале и в своём конце. По времени первое абсолютное представляет собою «рождающее», поскольку некое предыдущее свободное дошло в его реализации до своей предельной черты — «до конца», образуясь в новую форму. А эта новая форма также неминуемо должна быть до основания разрушена, устремляясь, конечно, только к «своему» абсолюту, где его «содержанием» становится ничто.

Кажущаяся мистика с исчезновением субстанции свободы материального легко может быть использована в спекулятивных целях — как страшилка, будто бы доказывающая наличие высшей мировой силы или высшего мирового разума (воли, кармы и проч.), то есть — божественного. Но, как видим, тут нет ничего странного: свободным, освобождением сопровождается развитие, которое прекращалось, когда освобождение подошло к концу и себя исчерпало.

Здесь ещё важно и то, что обусловленность любого духовного его происхождением также накладывает особый отпечаток на его «освобождение», чего нельзя не учитывать в обстоятельствах общественной жизни.

Если материальное, вещественное сильно тем, что реально и многообразно в неизбежных последовательных превращениях, то духовное, являясь его «слепком» и как порождённое материальным, разумеется, берёт приблизительно тем же, но, кроме того, ещё и силой своей условности, которая всегда есть показатель более высокой многомерности неопределённого.

Последнее, будучи проявляемо в «конкретном», фактическом, располагает и несравненно большей по отношению к материальному амплитудой изменчивости формы, благодаря чему оно приобретает огромную власть в человеческих отношениях.

Дело в том, что теперь можно на много эффективнее использовать «освобождение», придавая каждому фактическому произвольный смысл, а то и лишая его всякого смысла.

И речь идёт не только о лжи, обмане. Сознание «устроено», скорее всего, не так, как мы о нём говорим, докапываясь до