Это было до ужаса неправильно. Даже возмутительно после всего, что между нами произошло раньше, после всех сомнений и недоверия, нас разделявших! Но я, отчего-то, не смогла шевельнуться. Только наблюдала, как его губы приближаются к моим. Сглотнула, облизнулась и не смогла отпрянуть.

Я была уверена, что уже разучилась целоваться. Глеб был тем, кто меня научил, и тем, на ком наука моя и прекратилась. Поцелуи с Игорем на свадьбе — не в счет.

Нет. Я ошибалась. Стоило соприкоснуться нашим губам — пропали несколько потраченных впустую лет, все сразу вспомнилось. Да о чем это я? Никогда и не забывалось: его поцелуи снились мне часто, тревожа и волнуя память. И сейчас можно было притвориться, что это очередной сон.

И я позорно пошла на поводу у этой идеи: притворялась, притворялась, теряя себя в жарком безумии сплетенных губ и языков, в объятиях горячих рук, прижимающих к сильному телу. Почему-то куртка Глеба оказалось расстегнутой — и это было правильно. Так приятнее и теплее, и радостнее, когда можно почувствовать ладонями мышцы, перекатывающиеся под свитером. И да, я их сжимала, наслаждаясь ощущениями, и мне вовсе не было стыдно.

Руки Глеба, с силой стиснувшие мои ягодицы, заставили очнуться от морока.

— Стой. Остановись, Глеб! — пришлось отталкивать его, он, словно пьяный, никак не желал слушаться.

— Прекрати, Глеб! Ты меня сейчас изнасилуешь! Что ты творишь?!

Истерические нотки в моем голосе, кажется, отрезвили Ольховского. Он поднял голову, остановил на моем лице пьяный, шальной взгляд, но не сразу понял, что происходит. Облизал губы плотоядно и радостно улыбнулся.

— Настена… — от этого сиплого, голодного голоса внутри все перевернулось. Невероятных сил стоило не поддаться. Но я справилась.

— Глеб. Прекрати. Ты, вообще, адекватный? Вроде бы, пришел не пьяным… — все так же старательно убирала от себя его руки, которые цеплялись за мое тело, не желая отпускать. — Как обдолбанный подросток, ей-богу!

Не знаю, что его отрезвило, но в один момент Ольховский собрался, пришел в себя, отпрянул назад. Даже попытался поправить мою сбитую набок блузку…

— Не нужно. Я сама.

— Извини, Настя. Повело меня… Давно тебя не видел. Накрыло. — Он сглотнул, прокашлялся, заговорил уже нормальным, не сиплым голосом. — Больше такого не повторится.

— Надеюсь. — Зачем-то продолжала стягивать воротник у горла, хотя на него никто уже и не покушался. Теперь Глеб упорно вглядывался только в мое лицо, что-то искал там, не знаю что…

— Я пойду. — Сказал твердо, но отчего-то продолжил топтаться на месте.

— Иди. — Так же твердо ответила я, но почему-то не протянула руку, чтобы открыть замок. Наверное, надеялась, что справится сам.

— До свидания, Настя. — И ушел, все-таки. Или наконец-то?

Я кивнула головой, ничего не ответив. И осталась подпирать дверь, не зная, что теперь делать: радоваться или плакать?

Ближе к середине ночи я поняла, что ненавижу Ольховского в несколько раз сильнее, чем было до этого дня. Раньше и ненависти настоящей не было: обида, горечь, сожаление — многие эмоции гуляли в душе при каждом воспоминании, а вот ненавидеть его не получалось.

Сегодня же сам Глеб постарался сделать так, чтобы это гадкое чувство проснулось во мне и никак не хотело уходить.

Ведь столько времени жила спокойно! Видела во снах, как он целует меня, обнимает, как любит… Но открывала глаза, встряхивалась, умывалась и дальше могла существовать. А сейчас? Сейчас все тело, которому дали вспомнить, каково это — нежиться в его руках, как принимать поцелуи, слышать сбивчивое дыхание, ощущать, как Глебу хочется близости — мое тело никак не могло успокоиться. Этой мимолетной ласки, запретной и предательской, которой он наградил меня перед уходом, хватило для того, чтобы захотелось продолжения — настоящего, жаркого и бесподобного, как всегда было с Ольховским. И пусть потом будет горько и маетно, и пусть неправильно и глупо, но если бы он еще раз появился под моей дверью — все случилось бы. И не уверена, что я смогла бы оттащить его от этой двери. Прямо там его раздела бы и сама разделась. И никакое отсутствие удобств меня не остановило бы.

Как здорово, что я вовремя прекратила безумие в реальности. Как жаль, что мне хватило на это ума…

В таких вот метаниях, когда возбужденное и разгоряченное тело полностью захватило разум, а воображение рисовало картинки, одна другой горячее и желаннее, я даже не пыталась хоть как-то осмыслить все то, о чем говорила с Глебом.

Весь объем информации, который он вывалил на меня за полдня, оказался сметенным ко всем чертям. Я честно пыталась хоть что-то обдумать и сопоставить, но в голове всплывали только слова о том, что он бросил меня не по своей воле, да и потом держался в стороне из лучших побуждений. Вот просто душечка, а не мужчина, чьего ребенка я ращу, а он об этом даже не догадывается. На этом моменте меня разбирал то гомерический смех, то накатывали горькие слезы.

Очень жаль, что рядом не было Максимки: один его сладкий вид и звуки тихого дыхания во сне всегда приводили меня в порядок. Все приоритеты вставали на свои места, и глупости не лезли в голову. И как здорово, что его рядом не оказалось: незачем ребенку видеть, как его несчастная мать потихонечку сходит с ума. Вернее, с дикой скоростью слетает с катушек.

Только два бокала вина, выпитых на пустой желудок — в горле застревало все, кроме жидкости, от волнения есть не могла — помогли успокоиться. Положила голову на подушку и моментом отключилась. Так недолго и алкоголичкой стать — последнее, о чем подумала, перед тем, как заснуть.

Утро встретило головной болью, диким голодом и пониманием: я же так ничего и не решила. А нужно бы что-то решать, и желательно быстро.

Только вот, понять бы еще, кто поможет разобраться — стоит верить Глебу на слово или не стоит?

Как только немного привела в порядок лицо и голову, позвонила Диме. Кто еще, кроме него, может дать добрый совет, без всяких подозрений, что у совета — двойное дно? Правильно. Только он. Еще мама и бабушка, конечно, да только их грузить такими проблемами — жестоко. Они лишь расстроятся, что у меня сложности, но вряд ли помогут.

Дима попросил время, чтобы обмозговать эту тему. Сказал, чтобы только не торопилась с решениями: слишком дорого может эта спешка обойтись.

И тут я вспомнила про Игоря. Он сейчас никак не заинтересован в делах моей компании, да и разошлись мы по-хорошему.

Он крайне удивился моему звонку, но и был заинтригован. Предложил встретиться где-нибудь и попить кофе. Заодно и обсудить, что там у меня пригорело.

Еще один день из рабочей и учебной жизни, похоже, улетал в тартарары, но разобраться со своим будущим мне показалось намного важнее.

— Ты слышал что-нибудь про Ольховского Глеба, скажи, Игорь? — я не стала ходить вокруг да около, начала задавать вопросы, как только мы отпустили официанта, сделав заказ.