— Как назвала?

— А то ты не знаешь… Максимом.

— Хорошее имя… — протянул задумчиво. — А где он сам, где Максим?

— В Москве, у мамы. И тебе незачем его видеть. Макс не очень любит посторонних.

— А мне хотелось бы познакомиться с твоим ребенком, Настя.

— Зачем?

Странный взгляд. Как будто бы недоумевающий.

— Мне хотелось бы знать все о тебе, разве это не понятно?

— Еще раз спрашиваю, зачем?

— Затем, что нам придется общаться очень много и очень плотно в ближайшее время.

— За каким хреном, Глеб? Мы столько времени отлично провели порознь…

— Тогда тебя не нужно было спасать, да и другие помощники имелись. А теперь уже мне придется…

— Может быть, я как-нибудь сама разберусь со всем этим? Что-то от спасателей одни проблемы, а не помощь…

— Ну, ты же не сможешь выкупить акции у Петрова по заявленной им стоимости?

— Нет.

— И я не могу. Но могу сделать, чтобы он их не смог продать.

— Зачем тебе это?

— Хочу спасти одну девочку от бедности и одиночества.

— От одиночества меня спасать не нужно! Я не одинока!

— Тебе нужен хотя бы один друг, Настя. У тебя есть друзья?

— Ты хочешь стать мне… другом? — я на шепот перешла от удивления. Или это так голос сел?

— Хотелось бы. Иначе доверия не будет. А без доверия не получится провернуть аферу, которую я хочу тебе предложить.

Все. Конец моему мозгу. Ольховский Глеб хочет стать моим другом! Такое только в страшном сне приснится…

— Не нужно меня втягивать ни в какие аферы, Глеб! Мне и так хватает проблем в жизни!

— Ну, вот я и хочу избавить тебя хотя бы от их части.

— С чего бы вдруг такая забота?

— А почему бы и не помочь хорошей девочке Насте? Ты же, судя по всему, так и осталась хорошей девочкой?

— Я не верю ни в какую бескорыстную помощь. Так не бывает! — если даже родной отец умудрялся проворачивать за моей спиной аферы, чего ждать от посторонних людей?

— Может, все-таки, нальешь мне кофе? Или хотя бы чаю… И я тебе все расскажу спокойненько? — Невозмутимость Глеба раздражала. Мне бы такое самообладание, особенно — в общении с ним.

— Проходи на кухню. — Бросила из-за плеча, сама быстро двинулась вперед, пытаясь хоть так выиграть немного времени. Чтобы прийти в себя и привыкнуть к происходящему.

Глеб — на моей кухне! Это же… Даже в самых трепетных снах мне не виделось такое. А тут — на тебе, в реальности творится…

Он присел за стол и молча наблюдал за тем, как я засыпаю кофе в турку, ставлю ее на газ, достаю чашки… Такие простые, отработанные до механизма движения в этот раз давались с невероятным трудом. Казалось, что Глеб прожигает взглядом мою спину. От этого я дергалась, а из рук все валилось, заставляя шипеть и чертыхаться.

— Давай, помогу? — неожиданно оказался прямо за моей спиной. На непозволительно близком расстоянии. Заставил замереть, натянувшись, будто струна.

— Не нужно. Сама справлюсь, — говорила и не верила своим словам.

— И все-таки, позволь мне. — Не дожидаясь ответа, Глеб просто отодвинул меня от плиты и сам взялся помешивать кофе в турке. — Ты слишком нервничаешь, от этого можешь разлить что-нибудь или обжечься… Посиди, я сам все сделаю.

— Не много ли ты на себя берешь? — спросила возмущенно, а сама послушно уселась за стол.

— Может быть. Но с тобой по-другому не получается. Пока что.

Не стала спорить — не видела в том смысла. Пусть расскажет, зачем пришел, а потом проваливает восвояси. Быстрее начнет — быстрее уйдет.

— Ты со сливками пьешь, как всегда? — надо же, какую мелочь вспомнил…

— Да. Сейчас достану. Тебе не предлагаю, — тоже блеснула хорошей памятью о его привычках. Глеб всегда пил только черный кофе, и всегда без сахара.

— Ну, так что ты хотел? Говори уже… — Потребовала, как только был сделан первый глоток.

— Так не терпится выгнать поскорее? — Глеб усмехнулся невесело.

— Так я тебя и не приглашала. Говори, Глеб, иначе уйдешь вообще без разговоров.

— Прости меня, Настя. — Это прозвучало настолько неожиданно, что я поперхнулась своим кофе. Чудом удержалась от того, чтобы не закашляться и не выплюнуть его на виновника моего удивления.

— Что? Что ты сказал сейчас?

— Прости меня. За то, что бросил тебя тогда, ничего не объяснив. Но так было нужно: чтобы мы расстались, и чтобы ты даже не пыталась меня найти. Поступи я иначе — мог бы тебя подставить.

— Я помню, ты мне это уже говорил…

— Но прощения не просил…

— Хорошо. Прощаю. — Вздохнула, задумчиво разглядывая чашку. Смотреть прямо на Глеба очень хотелось, но было страшно: вдруг, опять поведусь на его обаяние и пропаду? Повторять свои прошлые глупости и ошибки — слишком дорого обойдется, для меня и для Макса. — Это все, что ты хотел сказать?

— Нет. Про компанию. «Вымпел» сделает все, чтобы скупить основной пакет акций, а потом уничтожить бизнес твоего отца. Он у тебя шустрый был, перебежал дорогу всем, кому только можно на вашем рынке.

— А разве скупка акций — не твоих рук дело?

— Нет. Петров работал по их указанию. И пришел к тебе тоже от них.

— Тогда я совсем ничего не понимаю. Почему он дал мне твой номер телефона?

— Скажем так, он мне кое-что должен. Так же, как и сам «Вымпел». Если я стану совладельцем твоей компании, у «Вымпела» к ней пропадет интерес. И покупать акции за такие огромные деньги они не станут — овчинка не стоит выделки, вложения не отобьются никогда.

— Почему? Почему, если ты будешь владельцем, то конкуренты отстанут сразу же?

— Они знают, что у меня тоже есть претензии к твоему отцу, и готовы уступить мне право на осуществление этих претензий.

— Это что за разборки «по понятиям» такие?

— Считай, что они самые и есть. — Глеб невесело улыбнулся. — У нас в бизнесе еще живут воротилы из девяностых, и многие решения принимаются как раз правилам и установкам тех лет. Так что — да, считай, что это разборки по понятиям.

— И что ты мне предлагаешь?

— Продай мне свою долю в компании. На те деньги, которые получишь, сможешь выкупить акции у Петрова по нормальной, рыночной стоимости. Поверь, как только станет известно, что владельцем стал я, они сразу вернутся к своей обычной цене.

— А дальше что? Ты будешь совладельцем постоянно? — попахивало каким-то бредом от этого предложения.