— Здравствуй. Настя. — Глеб, все-таки, встал из кресла и сделал пару шагов мне навстречу.

А у меня внутри все обмерло и ухнуло куда-то вниз. Словно не было между нами нескольких лет расставания, я не выходила замуж и не записывала его ребенка в сыновья другому мужчине. Вот сейчас он опять поправит мне шарф и сделает самой счастливой девчонкой на свете. Голос — тот же. И сам Глеб — тот же. Чуть старше, чуть более крупный и мускулистый. Немного иначе подстриженный. Вот только взгляд — совершенно другой. Мой, прежний, Глеб смотрел на меня совсем иначе. И это отрезвило.

— Добрый день. Глеб. Викторович. — Вот так, отдельно, по словам, и произнесла.

Он улыбнулся, почти тепло:

— Ну, что же так официально, Анастасия Денисовна? Меня устроит просто Глеб… Присаживайтесь, пожалуйста. В ногах правды нет…

Обнимать меня и носить на руках он как-то не стремился. И вообще, вел себя непонятно: ни особой любви, ни агрессии не проявлял. Вроде бы, пытался теплым приемом смутить… Вот только зачем?

— Спасибо. Глеб. Так что ты хотел мне сказать при личной встрече?

— Я просто хотел на тебя посмотреть, если честно…

— Посмотрел? Теперь я могу быть свободна? — наверное, не стоило бы отвечать так резко человеку, от которого может зависеть твое будущее.

Но мое прошлое не позволяло мне быть адекватной, разумной и осторожной.

— Нет. Еще и поговорить не мешало бы…

— Что ж… Я за этим, собственно, и пришла. Давай разговаривать. — С силой стиснула в руках сумочку, прижала ее плотнее к коленям — только бы руки не дрожали.

— Я следил за твоей жизнью, Настя… — совсем не об этом хотелось мне слышать. Или как раз об этом? Сама уже не знала, чего хочу, и чему огорчаться и радоваться.

— Это не сложно. Я никогда ничего не скрывала от людей.

— Почему ты развелась? — к этому вопросу надо было подготовиться. Наверное. Вот только, я как-то не ждала, что он прозвучит вот так — сразу.

— Какое это имеет отношение к делу, Глеб? Мы, кажется, хотели обсудить дела моей фирмы и вопрос покупки акций…

— Обсудим, успеется. Мне сейчас более важно узнать другое. — А ведь он всегда умел задавать такие вопросы, я просто успела об этом забыть. В памяти жили другие, более важные воспоминания.

— Мы с мужем… с Игорем… решили, что больше не хотим быть вместе. В современном мире, кажется, это нормально: когда люди не мучают друг друга, а расходятся по разным сторонам, чтобы построить свою жизнь заново. Что тебя смущает?

— Ничего. Думал, ты скажешь, что разлюбила его.

— Глеб. Пожалуйста. Ты сам ушел от меня когда-то. Какое имеешь право обсуждать мои отношения с другими людьми? Люблю, не люблю, возненавидела, забыла — тебя это вовсе не касается.

— Да. Прости. Я не туда лезу. — Он встал из-за стола, прошелся к окну, зачем-то выглянул на улицу, приподняв жалюзи… Только сейчас я заметила, что он слегка прихрамывает на одну ногу. Почти незаметно, и кто-то другой этого не смог бы увидеть. Только не я. Для меня каждая мелкая деталь в его облике оставалась важной и бесценной, было бы глупо себе врать.

— Что с твоей ногой? — похоже, теперь и мой вопрос вызвал у него ступор.

— О чем ты?

— Ты хромаешь. На правую ногу. Раньше не было такого, я помню.

— А… это… Убегал от бандитской пули. Неудачно упал и сломал.

— От какой пули? Ты что? Связался с бандитами? И сейчас с ними связан? Я не хочу иметь ничего общего с криминалом, Глеб. — Незаметно для себя, перешла на взволнованную скороговорку. Меня, действительно, пугало все, что так или иначе связано с незаконными сторонами жизни. — У меня сын, и ты это знаешь прекрасно! Не надо нас никуда впутывать, пожалуйста!

— Ты что, издеваешься, Настя? — он за пару шагов пересек комнату, навис надо мной. Пах так знакомо и так волнующе. Я ощущала его дыхание на своем лице… Но сейчас это пугало, а не радовало.

— Почему издеваюсь? Я готова отдать все, что есть. Правда, Глеб! Только не надо нас впутывать никуда!

— Как давно ты стала такой законопослушной? Думаешь, один раз нагрешила — и все, можно забыть, один раз — не считается? Так не бывает, Настенька. Люди либо нарушают закон и становятся преступниками, либо не делают этого никогда.

— Я никогда ничего не нарушала. Что ты придумываешь? — вжалась в спинку кресла, чтобы хоть немного отодвинуться от него — такого опасного и злого сейчас.

— А как же месть покинутой женщины? Ноги поломать, чтобы думал, когда и как уходить? Не об этом ли ты мечтала? Папочку своего о помощи просила? А ведь когда-то кричала, что никогда он между нами не встанет. А стоило мне только в сторону отойти — и тут же к нему побежала.

Глеб отпустил ручки моего кресла, встал напротив, упираясь в столешницу, смотрел сверху вниз и прибивал меня к земле своими словами. Каждое, словно острый гвоздь, втыкалось куда-то и делало очень и очень больно.

Я закрыла лицо руками, пытаясь собраться с мыслями. Причем тут папочка, причем руки и ноги Глеба? Какая месть и… О чем он, вообще, говорит? Но сосредоточиться не получалось: он продолжал спрашивать, все более и более требовательно.

— На что ты надеялась, когда шла сюда? Что я снова поведусь на твою красоту и большие глаза испуганной лани? Что улыбнешься мне пару раз, как бывало, и я растаю? Отдам тебе весь пакет, да еще к ногам упаду, с мольбой о прощении? Так, что ли, Настя?

Глеб замолчал на какое-то время. Я убрала руки от лица и смогла посмотреть ему прямо в глаза.

— У тебя, кстати, были шансы на все это. И весьма высокие. При входе роль ты отыграла отлично. Зачем про ногу-то спросила? Не поумнела, чтобы не понимать, что нельзя людей тыкать в больные места?

— Объясни, пожалуйста, в чем ты меня обвиняешь. Возможно, тогда я смогу ответить на твои вопросы.

— Настя, еще скажи, что ты не знаешь, как твой отец решил меня наказать. За то, что обидел его девочку? Мало того, что посмел замарать ее чистоту и невинность, так еще и кинул потом?

— Мой отец спасал тебя от бандитов, которые требовали выкуп. И угрожали, что меня тоже свяжут и изобьют, как тебя, если я за сутки деньги не найду. — Я думала, что когда-нибудь мы встретимся, и Глеб скажет мне спасибо за то, что переступила через гордость, чтобы помочь ему… Оказалось, что у него приготовлены совсем другие слова.

— Забавно. Это он тебе так сказал? — взгляд мужчины, в котором я когда-то души не чаяла, пугал. Казалось, в него можно провалиться и сгореть, как в преисподней.

— Мне подкинули записку с твоей фотографией и угрозами. А папа узнал уже от меня.

Неожиданно раздались хлопки ладоней. Я смотрела на свои побелевшие от напряжения пальцы, чтобы не видеть лица Глеба, не сразу поняла, что происходит.