— Одно другому не мешает, Настя. Тем более, что тебе это тоже важно: разобраться с прошлым, расставить все точки над «и»…

— Расставил? Доволен?

— Отчасти… — он явно не ждал моей, такой агрессивной, реакции.

— Ну, а я вот очень довольна! А теперь послушай меня, пожалуйста!

— Конечно, Настя. Я тебя слушаю, внимательно, как всегда.

— Пошел ты в задницу, Глеб! Вместе со всеми твоими предложениями!

Он что-то кричал мне в спину, но я уже не слушала. Вылетела из кабинета, а потом и из этого проклятого здания. Словно за мной гналась тысяча чертей. Правда, на деле никто и не пытался догонять.

По дороге домой пришлось несколько раз сбрасывать входящие звонки с его номера. Похоже, Глеб не поверил в искренность моего пожелания. А может, хотел уточнить дорогу или пригласить с собой, в качестве напарницы.

На него и раньше плохо действовали мои посылы, куда бы я ни пыталась отправить Ольховского: и на деревню к бабушке, и на хутор бабочек ловить, и другие места выбирала, менее приличные. Он никогда не уходил по моему желанию. Зато ушел по своему, быстро и качественно. Так, что на несколько лет хватило.

В квартире меня встретили тишина и пустота, от которых стало еще тяжелее и горше. Мне бы сейчас обнять сына, уткнуться ему в макушку лицом, потискать, слушая счастливый заливистый смех… Поговорить с бабушкой о чем-нибудь эдаком, далеком от жизни, но близком к сериальным баталиям… Глядишь, и полегчало бы. А сейчас оставалось только смотреть в потолок и задавать вопросы — ему и стенам, и с глупой надеждой ждать, что они-то и выдадут мне идеальный ответ.

«Что делать, Настя, что делать?» — простой вопрос-то, в принципе. Больше ничего и знать не надо бы… Что делать с бизнесом? Встреча с Глебом никакой пользы не принесла. Продавать или отдавать свою долю кому бы то ни было я не собиралась.

Что делать с мыслями о прошлом и как приложить их к настоящему? Поверить словам Ольховского о том, что он вовсе не был предателем? А дальше что? Бросить все и пасть к его ногам: «Берите меня, я вся ваша. Ах, да, еще и с подарком — сына вам принесла. Уже подрощенного. Пеленки стирать не нужно и по ночам вставать».

А нужна ли я ему, вся такая упавшая? Может быть, все эти сказки и были рассказаны, чтобы втереться в доверие и мою фирму оттяпать? Я же, как не знала ничего о Глебе, так и сейчас немногим могу похвастаться. Хромает — да. Так ногу можно сломать и просто споткнувшись о ступеньку. А потом рассказать мне страшную историю о том, как мой отец его подставил и наказал.

Но помня о том, как отец распоряжался мною, моим еще не рожденным тогда ребенком, да и всем моим будущим… Можно поверить во всякое…

И совета просить не у кого. Я примерно представляла, что именно услышу от мамы, бабушки и даже от Димы: все хором, пусть и в разных выражениях, посоветуют послать Ольховского к чертям. И будут, наверное, правы. Если не думать о Максиме и о том, как мне хочется дать своему сыну настоящую отцовскую любовь.

Хоть копайся в своих старых игрушках, чтобы найти старый шар с предсказаниями. Ну, и пусть ненастоящий. Можно поверить, что это Вселенная отвечает его устами…

Неизвестно, до какой ерунды еще я додумалась бы, если бы в дверь не постучали.

Именно так: не звонок, а стук раздался. Это напомнило старые события, когда я вот так же сидела в съемной квартире одна и дико боялась каждого шороха. И сейчас не менее страшно стало.

Но пошла навстречу источнику своего внезапного ужаса. В конце концов, меня же никто не заставляет открывать дверь?

В проеме дверного глазка виднелся Глеб. Собственной персоной. Очень оригинален, как всегда.

— Что тебе нужно? — дверь открыла. Какой смысл заставлять его торчать в подъезде? Только лишние вопросы от соседей и охраны вызывать.

— Ты всегда открываешь всем, кто приходит? Даже не спрашиваешь? — наехал, вместо приветствия.

— А тебя до сих пор не научили, что нужно нажимать вот на эту кнопочку, а не стучаться?

— Ваш звонок не работает. Ты разве не знала?

— Нет. К нам без приглашения никто не ходит. А если кого-то ждем, открываем заранее, людям не приходится звонить… — оправдывалась перед ним, словно маленькая. Словно в прошлое провалилась.

— Понятно. Вызвать мастера, чтобы исправил? — не спрашивая разрешения, он начал разуваться.

— Сама разберусь. Как ты сюда прошел? У нас же охрана на входе…

— Охрану вашу тоже поменять не мешало бы. Прошел мимо с каменной рожей — даже никто не спросил, кто я и по какому делу. — Глеб уже озирался по сторонам. Не то, чтобы с сильным любопытством, но интерьер осматривал, делал какие-то выводы. — Это не дело, Настя. Вы живете в иллюзии безопасности, а по факту вас никто не охраняет.

— А мне бояться некого… кроме тебя, наверное…

— Зря ты так думаешь. Очень зря. Кофе угостишь? Или так и постоим у порога?

— Я тебя не звала. — Пожала плечами. — Странно, что рассчитываешь на какое-то гостеприимство.

— Что ж, мне без разницы. Можно и тут. Но разговор будет долгий.

— А мы еще не наговорились, разве?

— Даже не начинали говорить по делу. Так, прошлое вспомнили… А когда перешли к существу, ты обиделась на что-то и убежала.

Значит, опять пришел настаивать на продаже фирмы. Глупая, глупая девочка Настя… А ведь в душе встрепенулась мечта, что Глеб не выдержал, захотел еще посмотреть, пообщаться, рванул следом, в лучших романтических традициях…

— Ты же не отстанешь просто так, правда?

— Нет. Не отстану. Пока не выслушаешь — буду ходить по пятам.

— А нельзя было сразу прийти и пообщаться? Не играть в эти странные игры с подставными людьми и секретными номерами?

— Это не подставные люди, и совсем не игры. Петров приходил с реальным предложением, и отправил его к тебе не я.

— Господи. Как все сложно. Ощущение, что я попала в какую-то сказку извращенного создателя…

— Ну, наш Создатель — тот еще выдумщик, ты права. — Он усмехнулся, как бывало раньше, когда шутка удавалась и нравилась нам обоим. — Может быть, пройдем, чтобы тебе самой не стоять у дверей? Устанешь же…

Нехотя кивнула и повела его на кухню. Глеб следовал, не отставая, пока не затормозил. Я словно спиной почувствовала, что остановился напротив детской комнаты. Она отличалась от остальных только тем, что игрушек было навалено в несколько раз больше, чем в моей и бабулиной.

Ольховский разглядывал детскую с непроницаемым выражением лица. Сделал даже шаг в ее сторону, но вовремя остановился.

— Классно сделано! Парень, наверное, в восторге?

— Он еще не очень понимает во всех этих наворотах. Сегодня ему нравятся машинки, завтра роботы, потом собачки… Не угадаешь, чем вызвать восторг… — Старательно сдерживала себя, чтобы не начать с упоением говорить о сыне. Я могла часами о нем вещать, и ни разу ни в чем не повториться.