– А это? – Ладимир шумно сглотнул. – Это?..

– Твой ли сын? – усмехнулась Аксинья. – Да. – Она развернула малыша лицом к отцу.

– Как кличут тебя? – Ладимир несмело улыбнулся ребёнку, стараясь не напугать ещё больше.

– Русланом, – ответила за него мать.

– А Гусак, он догадался?

– От кого ребёнок? Конечно, догадался, посмотри в его глаза. – Аксинья вздохнула и переместила крепкого малыша на другую руку.

– А можно я?..

Аксинья передала ребёнка Ладимиру. Замерли оба, когда смотрели в зеркальные глаза друг друга. Вот она, вечность, подумалось Ладимиру, я теперь живу в нем. В его лице, в его слезах, в его руках, в его волосах, таких же, как и мои.

Малыш, в свою очередь, совершенно не понимая, то происходит, решил перестать плакать и теперь с интересом дёргал воина то за бороду, то за волосы, то проводил пальчиками по краю кольчуги, к которой его прижали. Холодный металл ему не нравился, но Руслан не захотел, чтобы этот сильный дядя отпускал его. Отчего-то эти объятия были такими же тёплыми и безопасными, как и мамкины, а вообще он в руки никому не давался.

Ладимир не сразу заметил, что Аксинья плачет.

–Ты чего?

– Я, – Аксинья сделала шаг назад, – после того, как Гусак помер, весь его трактир да все хозяйство дети его прибрали, а мы вот… – Она всхлипнула и снова сделала шаг назад. – Побираемся. – Рыдания она заглушила на корню. – Мы кое-как зиму пережили, следующую не сможем…

– Аксинья, стой! – До Ладимира только дошло, что задумала женщина.

Он сделал шаг, чтобы последовать за ней, но её и след простыл. Мелькнули в переулке грязные юбки и затерялись.

Руслан, наигравшись с волосами дяденьки, внезапно обнаружил, что мамки рядом нет. Он два раза моргнул, помотал головой из стороны в сторону, пытаясь в толпе разглядеть мать, но, не обнаружив её, сделал то, что дети обычно делают: разревелся в голос.

– Алена, помоги, я не знаю, что с ним делать. – Ладимир неловко передал ребёнка лекарке, та подхватила малыша и кивнула, что займётся им сама. Алена показала рукой, чтобы Ладимир не волновался о ребёнке и пошёл к мужикам, что засели в воеводских покоях, обложившись картами.

– Вот тут можно ямы медвежьи вырыть, – Хваткий ткнул в карту, показывая на перешеек через реку, – тонкое место, туда и рванут, коли пойдут на нас.

Ладимир, подошедши, хмыкнул. Да, тут бы сведущего в осадах князя.

– Вырыть надобно ещё и здесь. – «Медведь» поставил палец на место возле дороги широкого тракта, что вела не к поселениям, а напрямик к Московским да Новгородским княжествам.

– А тута зачем? – подивился Иван, почёсывая рыжий чуб.

– А тута, – передразнил его Клим, – надобно защиту поставить от светлого князя да поставить дозор с вышками, а в лесу, чтобы северяне поглядывали, не идёт ли к нам кто, да снарядить те отряды голубями, чтобы неслись с извещением в Загорье да к нам в княжество.

– Неужто? – Иван так и осел на стул, подпирая голову рукой. – Да как же так, свои на своих пошли?

– Только про то молчать надобно, – заявил ему Ладимир, – только доверенным людям сообщить да северянам, те не из болтливых. – Потом князь развернулся к Климу. – Княгинь известили?

– Как вы и распорядились, два голубя улетело, к вечеру им должно знать, что крепости к осаде готовить надобно. Хорошо, что осень, урожая теперь надолго хватит. Не думаю, что в зиму пойдут, скорее к весне, к посевным, я бы так и сделал. – Клим, понимая, что за заварушка тут готовится, только диву давался, как жизнь иногда переворачивается. – Я послал часть наших дорогу разведать на всякий случай.

И тут в подтверждение его слов в светёлку прорвался запыхавшийся солдат. Соблюдая обычай, бросился в пол, увидев князя, а потом на одном дыхании протараторил:

– Княгиня Московская с войском давеча в Загорье проскакала!

Ладимир смачно выругался.

Софья скомкала листочек да закинула его в печку. Готовиться к осаде, боле указаний не последовало. То ли писавший боялся начеркать чего-то лишнего, то ли…

– Плохие новости? – поинтересовалась княгиня Евдокия.

– Да глупости какие-то, – пожала плечами Софья, – денег надобно им для завершения строения, а я то что, дура, им денег давать, пока муж мой в Орде?

– Да, – согласилась княгиня Московская, уютно утроившись в покоях княгини Загорской, – везде одни воры. Только мужик за порог, а они тут как тут, на казну рот разевают.

– Пойду распоряжусь, чтобы воинам твоим еду подали не деревенской, а с нашей кухни! Поди запыхались с дороги.

– Подай, – согласилась Евдокия. – Хорошая из тебя княгиня получилась! Не зря я мужа своего уговаривала именно тебя сделать Загорской!

– Спасибо, светлая! – горячо поблагодарила Софья, кинувшись поцеловать руку.

– Ну полно, полно, иди, подавай свои распоряжения. – Евдокии нравилось это раболепие, она погладила по голове Софью да поднялась, чтобы посмотреть на будущего князя Загорского, что сопел в люльке, смешно пуская при этом пузыри.

Софья старалась не показать того, как нервничала, когда Евдокия подняла ее сына на руки. Загорская волей заставила себя выйти из светёлки.

– Маман! – позвала она. – Распорядись, чтобы кухня выдала мяса с приправой, что давали нам северяне, да картошки солдатам, да проследи, чтобы вина им тоже подали!

– Вина не надо! – поспешила добавить высунувшаяся в двери княгиня Московская.

– Хорошо, воды свежей, да смотри, чтобы всем солдатам хватило! – А потом тихо прошипела, хотя Евдокия прекрасно слышала: – И смотри, коли не хватит еды, всю шкуру спущу с челяди!

Мать княгини поклонилась и поспешила на кухню. Может, она и подивилась такому странному распоряжению, только вот виду не подала, многое пережили женщины Чермного, так много, что научились понимать друг друга по намёкам и нейтральным фразам. Из всего, что поняла женщина, – княгиня Московская приехала не по дружбе великой.

Когда все необходимые распоряжения Софья выдала, то женщины наконец сами смогли насладиться горячим ужином. Княгиня Евдокия была настолько милостивой, что отрезала кусочки то мяса, то рыбки поделиться с Софьей. Только вот княгиня Загорская поняла, что это продиктовано не желанием да заботой, а страхом, что посмеют отравить, поэтому съедала все приготовленные кусочки с выказанным удовольствием и трепетом.

Ближе к вечеру, когда ставни на окнах были закрыты, московская княгиня удобно расположилась в кресле перед ласково потрескивающей печью, что распространяла приятное телу тепло, и решилась на откровенный разговор.

– Софья, я должна тебе кое-что сообщить, но, право, не знаю, как ты к этому отнесёшься?