– Ты же знаешь, что я тебе не дамся просто так? – Уруг-хан оскалился, медленно вынимая меч.

Осинка попятилась.

– Теперь мне не важно, от чьей руки умереть, но я заберу как можно больше врагов своего сына! – Мужчина рубанул. – И ты будешь первой!

Снова выпад – и Осинка кубарем покатилась к выходу. Откинула полог и запнулась об израненное тело. Тут, ещё живой, полз в шатёр, он зло зыркнул на Осинку. Перевёл взгляд на несущегося на них хана, подтолкнул ногой северянку, и та упала, а следом повалился и сам Уруг. Старость хана играла на руку Осинке, она пнула в лицо мужчину и, подскочив, ринулась в поиске оружия.

Пока Уруг скрестил ножи с тяжело израненным Тутом, Осинка отпихивала от себя других воинов улуса. Какой-то монгол замахнулся да рубанул по Осинке, она снова увернулась. Просвистела стрела, ударяясь в тело нападавшего. Тот захрипел и свалился в грязь.

– Черт, – выругалась Осинка, понимая: эта стрела предназначалась ей, и только везение спасло. Пригнулась, краем взгляда отмечая, что хан злобно выкрикивает её имя.

– Стой, ханская подстилка! – заорал он и запретил трогать северянку, вся ненависть к великому сместилась на понятного врага – её саму.

Мужчина занёс меч над головой охранника. Сейчас он убьёт Тута, мелькнуло в голове, и северянка, подобрав ком грязи, швырнула в хана, заставляя остановится. Осинка отметила про себя, что хан все же медленный, и, если бы она сейчас стояла напротив Великого, то наверняка была бы уже разрезана напополам. Но Уруг приближался, ещё один выпад все же достал, пока она пыталась вытащить чей-то меч из ножен, чтобы хоть как-то успеть себя защитить. Боль обожгла бок. Не на такое рассчитывала, хотя думала, что давно должна была быть трупом.

Наконец, меч выскочил из грудины трупа, на который девушка наткнулась, и следующий удар северянка отразила достойно. Ещё один наотмашь, Осинка отпрыгнула, но лезвие успело вспороть ей кожу, ошпарило прикосновением живот. Она зашипела от боли и постаралась увеличить расстояние между Уругом. Она бежала, замечая, что сидели они в шатре недолго, а тут уже так много трупов, чересчур много, и ежели это было войско с которым она вступила в улус, то поняла бы, а тут… монголы самого хана Уруга!

Возможно, сын хана решил сам убить тех, кто не смог бы совершить быстрого перехода, только… только это все так жестоко… Краем глаза она заметила женщин, увидела и детей. Поскользнулась на чьей-то крови… Оглянулась, оценивая расстояние между собой и противником… Кажется, несоответствие стало доходить и до самого хана. Он остановился, осматривая свои шатры, несколько часов назад наполненные жизнью и миром. Ничто не предупреждало его о том, что к концу дня улус будет мёртв. Его наложницы, их дети, старухи и деды. Не видел страшных снов, не чувствовал, не предвидел. Мужчина заревел, да так, что Осинка поняла: её ничто не спасёт. Поднялась, скорее смиряясь.

Северянку покачивало, а рана в боку пульсировала тупой болью, с каждым мгновением делая слабее. Уругу тоже было тяжело, он медленно подходил, а северянка понимала, что кое-как удерживает в руках меч. Мужчина поднял глаза выше, взглянул на что-то за спиной Осинки, лицо на мгновение перекосило, то ли страхом, то ли отчаянием. Хан взмахнул мечом вверх и напоролся прямо на выставленный меч северянки, заваливаясь сверху. Девушка закричала больше от испуга, нежели от боли, которая теперь просто разрывала тело на части.

Через мгновение, которое показалось вечностью, она, наконец, скинула тяжёлое тело хана Уруга. Тяжело дыша, попыталась встать. Не смогла, осталась сидеть на коленях, осматривая кровавое побоище. Осинку замутило, и её вырвало. Столько крови, столько смертей. Подняла голову, чтобы заметить, как впереди у входа в стан, перед многотысячной армией шествовал, довольно ухмыляясь, великий хан. Мужчина шёл по дороге, усеянной трупами, прямо к ней.

Ладимир гнал коня, как сумасшедший. Уйти незамеченным от светлого князя Игоря, избежать разоблачения, не попасться ханским ищейкам на пути к Пересеченску. Казалось, что его везение просто поражает с того самого дня, как он впервые увидел одноглазого князя. Но… он боялся, что эта удача неверной женой подведёт в самый неподходящий момент. От того на него нет-нет да находила такая тоска, что хоть волком вой.

Никем незамеченный малый отряд во главе с князем-медведем добрался быстро и без особенных приключений. Устали, замёрзли, оголодали, были неразговорчивы и злы. Команды Ладимир отдавал рвано и отчаянием, понимая, что, ежели у Святослава не получится убедить в невиновности потери дани, то, возможно, его княжество ждёт участь быть разграбленным в назидание другим.

Перед глазами встала княгиня Ольга с большим животом, а потом предстало перед глазами войско, что он увидел в Орде. Тьма, сколько хорошо вооружённых воинов собравшихся в одном месте. У каждого лук, сабли, по пять коней, чтобы совершить переход за раз не то что до Пересеченской крепости, до самой Москвы доскакать таким будет в пять дней легко. Он тряхнул головой. Не позволит он случиться беде, останется в Пересеченске, пусть последнюю кровь отдаст, но остановит врагов до Ольги, до его княгини. Любимой? Нет, такого князь про эту женщину сказать не мог. Княгиня, хоть и вставала против него всякий раз, все же многому научила несведущего в жизни да хозяйстве княжества. Помогала в управлении. Многое он бы отдал, чтобы Ольга действительно встала на его сторону. Не столько телом, но и думами, и душой.

– Княже. – Клим тронул Ладимира за плечо, вырывая из смуты быстрых воспоминаний, что согревали его душу в хмурый день.

– Да?

– Тут тебя какая-то баба спрашивает.

– Какая баба? – Ладимир, казалось, даже не вымолвил слова до конца, они застряли у него в глотке… В воротах стояла, испуганно озираясь, Аксинья. Развороченные дождём улицы испачкали её юбки до половины, теперь они обвисли вокруг ног, не давая ровно стоять. А за юбками, неловко схватившись пухленькими ручками, стоял мальчишка. Голубоглазый, черноволосый… Тут кровь от лица отлила у Ладимира, пронеслось узнавание…

– Возьми коня, – передал вороного князь Климу и направился к девушке.

Аксинья не выдержала, отступила, а мальчишка, испуганный странным поведением матери, ойкнул и спрятался за неё, избегая строгого взгляда дяденьки в доспехах, хотя любопытство подмывало подсмотреть на большой меч да рисунки страшных монстров на груди. Но боязно было, поэтому он не выдержал и заплакал. Аксинья тут же подхватила его на руки.

– Аксинья, – поприветствовал Ладимир девушку, а сам с жадностью рассматривал мальчонку, что вцепился в мамкину шею. В голове роилось столько вопросов, но он не мог найти даже первого, чтобы начать разговор. Молчание прервала первой девушка.

– Ты, говорят, теперь князь?

– А муж твой где? – спросил Ладимир, привычка не отвечать на вопросы простолюдинов сама его удивила, но он не исправился. Аксинья почувствовала эту разницу.

– Помер Гусак, ещё той весной.