Евгения пожала плечами.

– Литовцы встали бы у нас, остальные с частью пошли бы к тебе на помощь. Ты бы заплатил только Пересеченском да окрестными сёлами, мы бы выиграли, Святослав! Обязательно выиграли бы!

– Как же вы прогнили. – Святослав поднялся. – Говоришь, Пересеченск вам отдать да окрестные села? А ты знаешь, что, ежели там война пройдёт, то весь мой край с голоду умрёт первою же весной?

Он не ждал от неё ответа. Поднялся и, уже стоя на пороге, вымолвил:

– Вы, княгиня, пока у меня в гостях побудете. Ваши воины померли от какой-то неизвестной болезни, вся крепость болеет, об этом и напишете своему муженьку, чтобы не совался и молился о скорейшем выздоровлении, а ежели чего от себя решите добавить… – Он не договорил, пусть лучше сама придумывает, нежели знает, какое наказание может за этим последовать.

Распорядились о письме да стали выжидать.

Ольга себе места не находила, металась по двору, с того самого мига, когда получила весть, что надобно закрыть ворота да ждать осаду. От кого, почему? Только одно понимала, что муж жив. А когда вернётся? Да и что ей самой делать? Она впервые молилась, чтобы Ладимир вернулся домой в целости, потому как ума не могла положить, чего надобно делать, ежели война.

– Едут! – проорали с вышек.

– Кто? – Ольга подобрала юбки да, насколько это было возможно, начала вскарабкиваться на стену.

– Княгиня, осторожнее! – Ольга охнула да оступилась на деревянной ступеньке, больно подворачивая ногу. Солдат, что стоял неподалёку, успел подхватить отяжелевшую княгиню да помог ей подняться на стену. Утренний туман неохотно показывал окрестности, а потому она сначала ничего не увидела, только слышала звуки сбруи да животных и только потом показался флаг на тонком древке, а затем из тумана стали выступать воины.

Ольга развернулась к солдату заплаканное лицо.

– Скажи мне, скажи, это наши едут? – Она вцепилась в него крепко, а сердце стучало, как у попавшего в силки зайца.

Солдат прищурил глаза, княгиня вовсю смотрела на его лицо. Туда, вниз, где могла быть нелицеприятная правда, глядеть она боялась. Боялась, что это враги. Но вот хмурое лицо воина разгладилось, на лице промелькнуло узнавание.

– Клима вижу, а рядом с ним князь наш, точно наш князь, вона какой здоровущий. – Солдат улыбнулся княгине.

Ольга нерешительно посмотрела на дорогу, и теперь отошла хмурость, то ли войско приблизилось, и видела она, что многие не вернулись, но муж, ее муж теперь стоял под воротами.

– Ну что, жена, впускать будешь? – крикнул Ладимир.

Ольга улыбнулась и тихо произнесла:

– Буду. – и уже громче, отдавая приказ: – Открыть князю ворота!

– Открыть ворота! – пронеслось и завертелось. Залаяли собаки, двор пришёл в движение.

Ольга, прихрамывая, торопилась к суженому, впервые радость на её лице играла, она даже пугала людей своей улыбкой, так как была мало кто замечал эмоции на лице сухой женщины. Она ковыляла к коню Ладимира. Ещё шаг и ещё один, а потом она остановилась. Нахмурилась, наблюдая, как сошёл князь с коня. Как протянул руки ребёнку лет трёх. Как бережно снял и его со своего коня. Мужчина подошёл к княгине.

– Кто это? – Холодная маска стёрла остатки улыбки.

– Это мой сын, Руслан, – представил ребёнка Ладимир. – Ты его примешь, жена?

Ольга развернулась и молча поковыляла в свои покои, захлопнув наглухо дверь.

Вечером она не вышла к ужину, хотя князь звал, сказалась, что чувствует себя плохо. Живот и правда ныл да тянул, а ещё Ольга чувствовала себя преданной. Замужем за мужланом, что притащил собственного не пойми откуда взявшегося сына. А её ребёнок, что будет с ним? А если это будет девочка? Она схватилась за голову.

Тихий стук на мгновение унял беспокойные мысли о будущем. На пороге стоял Ладимир, он бочком прошёл в комнату.

– Ты, говорят, плохо себя чувствуешь?

Его беспокойство о ней вызвало лишь злость. Как же она его ненавидела. Князь коснулся плеча, и Ольга отпрянула от него, словно он ошпарил её. Даже находиться с ним в одной комнате, даже дышать одним воздухом было невыносимо.

– Ольга, этот ребёнок… Он появился, когда тебя ещё не было.

– А его мать?

У Ладимира был соблазн сказать неправду, как предлагал Святослав Загорский, говоря, что женская ревность – это страшный враг, но так много лжи изначально было в их отношениях, что он решил сказать правду.

– Она его бросила. Отдала мне, а сама убежала.

В глазах Ольги стояли слезы.

– Ты её?.. Ты любил её?

– Кого? – не сразу сообразил Ладимир.

– Мать ребёнка?

– Нет, – честно ответил Ладимир. – Но бросить его не могу, это мой сын, у него никого на всем белом свете не осталось. Прошу тебя, если ты сможешь, прими его.

– А если нет? – упрямо тряхнула головой Ольга. – Что, если я не хочу тебя делить? Что, если я не хочу, чтобы мой ребёнок делил своего отца с чужаком?

Ладимир сверкнул глазами.

– Он не чужак! Это сын! Княжеский! Мой! – Князь поднялся и выдал те знания, которыми делился с ним Святослав. – Ты же княгиня, мать не только своим детям, но и своему народу! Ежели в тебе нет этого понимания, то ты и не княгиня вовсе!

– Я? Да я по праву рождения княгиня, а ты безродный крестьянский выродок!

– Знай, с кем говоришь, жена, боле с тобой постель делить я не буду!

Ольга от наказания онемела. Не знала, что сказать, потому как ждала мужа, ожидала его прикосновений, особливо теперь, когда день родов так близок, а сердце все чаще пугается этого и так хочется поделиться своими опасениями с тем, с кем она хотела это испытать. Была ли это ревность к той неизвестной женщине или же это была ревность, что её ребёнок не первый, и оказалось, что Ладимир уже отец и её сын навсегда останется вторым? А наследование? Она была бы глупой, ежели не знала бы, что бывает с родными братьями, что режут друг друга за престол, а тут даже не родные, а так…

Дверь хлопнула, да так, что она вздрогнула. Упрямо тряхнула головой, разгоняя слезы из глаз. Ольга посмотрела в зеркало на себя заплаканную, утёрла рукавом слезы, поднялась, припадая на опухшую ногу и с удивлением обнаружила себя стоящей в луже. По ногам текло, и мгновение перед тем, как закричать, она непонимающе смотрела на растекавшуюся воду под туфельками.

– Да! Мой князь, мой владыка!

Белокурые волосы разметались у женщины по спине, она выгнулась, ощущая, что мужчина под ней исторг вздох удовольствия и опал.

Светлый князь мазнул женщину по влажному заду, чтобы она с него слезла. Поднялся и голым прошлёпал к столу, налил себе заморского вина, жадно отпил из кубка. Усевшись на украшенный деревянной резьбой стул, наслаждался видом своей любовницы. Большие голубые глаза, не насыщенно-синего, а прозрачно-водяные, как у её дядюшки или троюродного брата литовского князя Войчича, глаза, тонкие губы, белёсые ресницы. При всей её необычности Герда наделена экзотической красотой, что неизменно притягивала к себе внимание, и при дворе князя за ней закрепилась слава роковой красотки.