Парню было лет двадцать, а то и меньше. На подбородке – трехдневная щетина. Майка без рукавов открывала взору многочисленные татуировки, в том числе одну довольно большую, изображавшую, кажется, Русалочку, только без двух раковин на груди. Землистая кожа была покрыта прыщами. В зале заседаний я немало видел подсевших на метамфетамин, и мальчик выглядел как один из них. По виду он никак не походил на матерого злодея, способного организовать похищение детей.

Парень сощурился и немного отвел в сторону взгляд – Джейсон светил ему прямо в глаза.

– Что ты здесь делал, пацан? – резко спросил свояк.

Я положил ему на плечо руку и сказал:

– Дай мне с ним поговорить, Джейсон.

А потом – без особой охоты, но чувствуя, что это его немного успокоит, – добавил:

– Спасибо тебе, теперь я уже сам разберусь.

Я встал на колени рядом с молодым человеком. Его джинсы пропитались кровью. Пуля попала в бедро, оставив на удивление аккуратную дырочку. Под джинсами не было видно раны, и я не мог сказать, сколько он потерял крови.

– Молодой человек, как вас зовут? – спросил я.

– Бобби, – быстро ответил он, – Бобби Роу, сэр.

– Ладно, Бобби Роу. А теперь скажите мне: что вы делали на территории моего дома?

– Какой-то мужик дал мне пятьсот баксов, чтобы я оставил у вас на крыльце конверт. Это все, клянусь, сэр.

Конверт. Должно быть, от похитителей.

– Где конверт?

– Не знаю. Наверное, уронил, когда этот… – здесь он наградил моего свояка нелестным эпитетом, – …меня подстрелил.

Услышав, как его назвал мальчик, Джейсон вскинулся и подался вперед, как будто собираясь опять его пнуть.

– Успокойся, – сказал я ему, – дай мне хотя бы взглянуть на конверт.

Пара минут тщательных поисков ни к чему не привели. Яркий свет фонаря Джейсона сводил на нет мою способность видеть в темноте, и если в траве что-то и лежало, разглядеть я ничего не мог.

– Ну хорошо, забудем пока о конверте, – сказал я. – Ты говорил, какой-то мужик дал тебе пятьсот баксов. Что за мужик?

– Я не знаю. Он точно не местный. Говорит вроде как русский или откуда-то оттуда. И с бородой.

Акцент. Борода. По описанию один из «дядей с колючими лицами», о которых говорил Сэм.

Бобби снова застонал и схватился за ногу.

– Как думаешь, может, вызвать «скорую»? – спросил Джейсон.

Я уже готов был начать перечислять причины, по которым этого нельзя было делать – врачи «скорой» должны будут позвонить шерифу, а врачи реанимации обязаны поставить правоохранительные органы в известность об огнестрельном ранении, – но тут подал голос Бобби:

– Нет, сэр, пожалуйста, не надо. Меня освободили условно, если полиция узнает, меня снова отправят за решетку. Мне грозит пять лет. Я не хочу туда возвращаться. Со мной все будет в порядке.

Он зажмурился и вновь схватился за рану.

– Как думаешь, – спросил я Джейсона, – мы сможем остановить кровотечение? Я не хочу, чтобы паренек умер на лужайке перед моим домом.

– Это была не разрывная пуля, – сказал Джейсон, – а обычная.

– И что это значит?

– Что она, скорее всего, прошла навылет.

Эти слова Джейсон произнес легко, как человек, в которого ни разу в жизни не стреляли. Как будто пуля навылет – это совсем не больно.

Я посмотрел на Бобби – его грудь тяжело вздымалась.

– Джейсон, ты не мог бы сходить в нашу прачечную? Там над стиральной машиной есть старые простыни, должны быть чистые. Порви их на полоски и принеси сюда. Если Элисон спросит, просто скажи ей быть с Сэмом.

Джейсон, который был только рад выполнять приказы, побежал в дом.

– Вот и хорошо, – сказал я, а потом, скорее чтобы успокоить себя самого, добавил: – все обойдется, Бобби.

Он кивнул и закрыл глаза. Фонарь Джейсон унес с собой, и теперь единственным источником света была лампа на крыльце. Ко мне медленно возвращалась способность видеть в темноте, но конверт я разглядеть по-прежнему не мог. Придется дождаться, пока рассветет.

– А теперь давай еще раз, – сказал я, – начнем сначала: некий бородатый человек, говорящий с акцентом, попросил тебя оставить у меня на крыльце конверт.

– Ага, я такой выхожу из «Уолмарта», а он подкатил и говорит: «Эй, парень, не хочешь заработать штуку баксов?»

– Штуку? Ты же говорил, пятьсот.

– Пятьсот, чтобы положить конверт, и еще пятьсот, если принесу кормушку для птиц. Сказал, – в этот момент Бобби стиснул зубы и вновь схватился за ногу, – сказал, что у вас на крыльце их много висит.

Это объясняло, куда делись две другие кормушки, – их украли предыдущие почтальоны. Бобби Роу, очевидно, делал это впервые. Похитители явно знали, что можно найти у нас на крыльце, и если гонец возвращался с кормушкой, это служило подтверждением, что посылка доставлена.

– Значит, ты должен был снять кормушку для птиц и еще раз встретиться с этим парнем… Где? В «Уолмарте»?

– Ага, – ответил Бобби, – он сказал, что будет меня ждать.

Размечтался. Стал бы я на месте похитителя болтаться у всех на виду на парковке «Уолмарта» в ожидании двадцатилетнего наркомана с кормушкой, чтобы отдать ему пятьсот баксов?

Нет, конечно. Я бы как можно скорее смылся с этой стоянки, зная, что за домом наблюдает другой член команды, который убедится, что конверт доставлен.

– Если хочешь, можешь туда вернуться, – сказал я, – но уверяю тебя, что проку от этого не будет никакого. Того парня давно и след простыл.

В этот момент вернулся Джейсон с простынями в руках.

– Так, поехали, – сказал я. – Подними ему ногу.

Бобби застонал.

– Заткнись, – прикрикнул на него Джейсон, – похищение детей – грязный бизнес, приятель. И тебе бы…

– Похищение детей? – пискнул Бобби. – Так вот чем вы здесь занимаетесь?

– Нет. Ты не… Это не твое дело.

Я был зол на Джейсона – ему бы следовало помолчать. Его пустопорожний треп мог навредить Эмме.

Я смерил Джейсона недобрым взглядом и сказал:

– Прикуси язык.

Вскоре мы как следует перевязали рану – настолько туго, что на втором слое простыней было видно лишь маленькое пятнышко крови. Мы с Джейсоном отвезли парня к его машине и отпустили с миром.

Я освободил Джейсона от дальнейшего дежурства и вернулся в дом. Элисон спала в кровати Сэма. Они оба свернулись калачиком. Мальчик был в безопасности в объятиях своей матери-медведицы.

Когда я видел Элисон такой, мне казалось немыслимым, что она может быть виновна. Пусть она курит, пусть тайком видится с Полом Дрессером – этого просто не может быть.