Свое желание поехать одной она объяснила тем, что появиться в церкви без Эммы было бы странно, в то время как одна она всегда может сослаться на то, что я заболел, а без меня ей тащить с собой детей не хотелось.

Кроме того, Элисон сказала, что ей нужно было о многом попросить Бога.

Затем она изложила мне вторую часть своего плана: я должен поехать на благотворительную вечеринку Блейка.

Очевидно, его секретарша прислала нам обоим по электронной почте детали мероприятия. Элисон, как я и предполагал, совершенно не хотела идти. Но решила, что я смогу немного отвлечься от постоянного стресса дома и на работе.

– Поезжай, развейся, поболтай с Блейком и постарайся ни о чем не думать, – сказала она, как будто это было возможно.

Мне все это совсем не понравилось, но я принял ее предложение главным образом потому, что не знал, чем мотивировать свое несогласие. Хотя на самом деле все это только подпитывало мой страх.

Действительно ли она собиралась в церковь только за духовным утешением?

Или это был очередной предлог, чтобы ускользнуть и поехать к Полу с Эммой?

Все утро я разрывался между общением с Сэмом и робкими попытками доказать или опровергнуть свои чудовищные подозрения, но так ни к чему и не пришел.

В какой-то момент, готовя сыну завтрак, я бросил взгляд на экран маленького телевизора, который стоял у нас на кухне. По каналу CNN шло интервью с Энди Уипплом – самым главным начальником моего свояка, – посвященное его благотворительной деятельности. По словам Марка, его босс в своей сфере стал чем-то вроде знаменитости после того, как предвидел катастрофическое падение финансовых рынков в 2008 году, вовремя вывел все свои средства и вложил их в безопасные активы. И если другие потерпели убытки, то крупнейший фонд «Уиппл Элаенс» принес сказочную прибыль в двадцать восемь процентов, сделав из него живую легенду.

Для гения финансовой вселенной выглядел он так себе. Небольшого роста, полноват, с редеющими, коротко подстриженными волосами и на один подбородок больше, чем нужно.

Интервьюер воздавал ему хвалу за то, что недавно он пожертвовал двадцать пять миллионов долларов молодежному клубу в одном из нью-йоркских гетто. Я смотрел, как рот Уиппла произносит какие-то слова, но не прислушивался. Я был занят размышлениями о его деньгах. Будь у меня двадцать пять «лимонов», смог бы я выпутаться из этой истории? Помогли бы эти деньги вернуть Эмму домой?

На смену этим мечтам пришли другие: интересно, смог бы Марк свести меня с Уипплом, чтобы тот предоставил мне кредит, который я потом с радостью выплачивал бы всю свою оставшуюся жизнь, если бы смог с его помощью вернуть Эмму?

Или двадцать пять миллионов ничего бы не решили и Уиппл со всем своим финансовым ресурсом был бы столь же беспомощен, как я с правовым? Может, на свете действительно есть вещи, которые нельзя купить, даже обладая деньгами или властью?

Когда Элисон вернулась из церкви, мы успели лишь переброситься парой слов о Сэме – что он ел, чем мы с ним занимались и все ли с ним в порядке – до того, как я пошел собираться на вечеринку.

Она называлась «Воскресенье с сенатором: дружеская встреча с Блейком Франклином» и проходила в яхт-клубе Ньюпорт-Ньюс. Блейк хоть и был теперь демократом, но занимался благотворительностью как истинный республиканец.

По приезде мне вручили бейдж с надписью «Судья Сэмпсон». Понятно, что это было лишь данью уважения со стороны персонала, но если бы я носил с собой в кармане замазку, то исправил бы первое слово. Я не возражаю против «судьи» в зале заседаний, но вне суда предпочитаю, чтоб меня звали Скотт.

Судя по составу гостей, встреча была еще более «дружеской», чем я предполагал, а значит, и обошлась им гораздо дороже. Штука баксов за билет? А может, пять? Лучше было не знать. В команде сенатора я, корпея над политическим курсом и стратегией, отгораживался от низменных финансовых подробностей его избирательных кампаний.

Пройдя в бальный зал клуба, я застал сенатора за серьезной беседой с парой потенциальных доноров.

Блейк ростом был чуть выше шести футов. Грудь у него выступала вперед, большую голову венчала великолепная копна волнистых густых волос, сейчас уже совсем седых. Эта крупная голова и мужественные черты лица создавали впечатление яркой, сильной личности и отлично смотрелись на экране телевизора.

Блейк обладал неисчерпаемым запасом энергии, что сослужило ему хорошую службу. Он был из рабочей семьи, его отец трудился на судоверфи Ньюпорт-Ньюс, а мать вела хозяйство. К концу обучения в колледже он завел несколько богатых друзей и, уговорив их вложиться в стартовый капитал, открыл собственную строительную компанию. Во время бума 1980-х годов, когда военные строили базу Хэмптон-Роудс, он сколотил небольшое состояние, а потом продал бизнес – до того, как закончилась холодная война и пузырь лопнул.

В политику он подался, потому что хотел, чтобы люди, которые «сделали себя сами», могли появиться и в следующем после него поколении. Эта линия вызывала симпатии как республиканцев, так и демократов.

Я смотрел, как Блейк любезничает с небольшой группой гостей постарше, которые напомнили мне китайский фарфор – хрупкий и дорогой. Работая с ним, я считал непринужденность, с которой он вел светскую беседу, результатом если не притворства, то, по крайней мере, усилия над собой. Я думал, что это необходимая часть его работы, ведь он знал – в основе политики, как и многого другого в жизни, лежит искусство выстраивать отношения с людьми. А раз так, то на это стоило потратить силы и время.

Но оказалось, что он далеко не так расчетлив. На самом деле ему нравилось пожимать руки, рассказывать истории, поддерживать отношения со старыми друзьями и налаживать контакты с новыми. Его энтузиазм был совершенно искренним.

Через минуту ко мне уже шел официант с высокими бокалами для шампанского на подносе. Он посмотрел выжидающе, как будто мне при виде него полагалось обрадоваться. И в этот самый момент я осознал, какую огромную ошибку совершил, приехав сюда. Шампанское? Как, черт возьми, можно пить шампанское, когда над Эммой нависла угроза? Когда Элисон, возможно, плетет интриги за моей спиной? Когда мне хочется только заползти в какую-нибудь нору и умереть?

От одной этой мысли меня замутило. Больше всего мне хотелось схватить поднос и швырнуть его на пол.

Официант улыбался. Мне тоже полагалось улыбаться. Как и всем вокруг. Но я просто не мог.

Нужно было уходить. Немедленно.

– Нет, спасибо, – сказал я и повернулся к выходу.

В этот момент с другой стороны подошел Блейк, застав меня врасплох. Он подхватил с подноса бокал и сунул его мне в руку, положив ладонь на спину.

– Рад тебя видеть, очень рад, – сказал он, – спасибо, что пришел.

Где-то рядом щелкнула вспышка фотоаппарата.

– Как ведет себя моя крестница? Хорошо?

Он убрал руку. Чувствуя, что нас по-прежнему караулит фотограф, я выдавил из себя улыбку и ответил: