к концу войны в рабочем состоянии осталось лишь 45 турбаз с 5000 мест. Туризм страдал не только от военных разрушений, но и от постоянных сражений за собственность. Широко разрекламированный московский Дом туриста, расположенный в самом центре, на Арбате, ВЦСПС забрал в 1938 году для своих целей, в обмен на здание в периферийном районе на северо-востоке Москвы (у парка Сокольники). В войну оно служило госпиталем, затем стало домом отдыха для беременных. Туристам, выбиравшим маршрут № 1, «Москва – столица СССР», негде было остановиться. Предвоенная туристическая гостиница в Ленинграде на 850 человек, предоставлявшая полный комплекс услуг, была уничтожена, еще одна турбаза отошла к городской прокуратуре. На протяжении 1940-х годов ВЦСПС непрерывно вел борьбу с другими ведомствами за возвращение имущества, которое можно было использовать для целей туризма[246].

Так же неуспешно ТЭУ решало вопросы снабжения продуктами, найма сотрудников, производства снаряжения первой необходимости (палатки, рюкзаки). Министерство торговли отказывалось предоставлять продукты турбазам, что ударяло не только по туристам, но и по персоналу. Кроме того, его руководители постановили, что заработная плата экскурсоводов и массовиков не должна превышать 500 рублей в месяц – по сравнению с 1000 рублей, которые им платили на курортах. Сотрудники ТЭУ жаловались, что в таких условиях невозможно найти подготовленных специалистов или удержать тех, кто получил подготовку. Единственная фабрика туристического снаряжения, находившаяся в ведении ТЭУ, представила в 1946 году оптимистичный план производства палаток, рюкзаков, ботинок, спальных мешков и байдарок на ближайшую пятилетку, но ее возможности далеко не соответствовали спросу. Закончились ничем и усилия ТЭУ обеспечить туристов автобусами и автомобилями, поэтому многие маршруты не могли функционировать[247].

К 1948 году чиновники от туризма признали, что «лучшему виду отдыха» не удалось вернуть довоенный престиж. Местные управления ТЭУ, ответственные за организацию турпоездок, в 1945 году были воссозданы в Москве, Ленинграде, на Северном Кавказе, в Грузии, а в 1946-м на новоприсоединенных территориях – в Прибалтике и Закарпатье. В Крыму активные маршруты восстановили только в 1947-м, на Украине – в 1950-м. Чиновники высказывали недовольство тем, что со страниц центральных газет исчезли упоминания о туризме: «Труд» не помещал таких материалов с сентября 1945 года по март 1948 года, и только в сентябре 1949 года вышла редакционная статья, с критикой в адрес профсоюзных организаций, не сумевших создать условий для путешествий туристов по обширной советской стране. Дефицит был лишь частью проблемы, жаловались активисты; правда же заключалась в том, что ни ТЭУ, ни Всесоюзный комитет по делам физической культуры и спорта не желали заниматься туризмом, считая его чем-то нестоящим. Н. Н. Аделунг, один из основоположников «пролетарского» движения, в 1948 году заключил, что туризм пришел в упадок из-за безразличия официальных лиц. В 1953 году активисты (в том числе Аделунг) по-прежнему сетовали на то, что ВЦСПС не оказывает поддержки туризму[248].

В дебатах о туризме конца 1940-х – начала 1950-х годов слышались отзвуки изначальной полемики между сторонниками «сурового» пролетарского туризма и теми, кто ориентировался на групповые туры совтуровского образца. В эти небогатые послевоенные годы ветераны пролетарского туризма увидели возможность воскресить образ массового, волевого, опирающегося на низы туризма, некогда послуживший образцом для Общества пролетарского туризма. Шли разговоры о важности создания местных ячеек и клубов, чтобы живописать в устной форме достоинства турпоходов, о возрождении журнала «На суше и на море» – это привлекло бы миллионы путешественников, предпочитающих туризм отдыху на курорте. Речь шла об «обращении» через слово, которое произошло, например, с учительницей Раисой Сергеевной Каревой, впервые отправившейся в туристическую поездку. В 1949 году она писала с кавказской турбазы:

Я ехала сюда без особого подъема и интереса, меня интересовало лишь то, что я побуду на юге. В результате получается обратное. В первые дни нас мало интересовали занятия туристского характера, но после скальных занятий, рассказов возвращающихся групп из похода меня непреодолимо потянуло в поход, в горы, навстречу трудностям[249].

Некоторые призывали к возрождению независимого общества, способного вновь сделать туризм движением, а не службой (или предприятием) при профсоюзах.

Энтузиасты и пропагандисты видели массовый туризм самодостаточным, «самоходным» и патриотическим: разновидность отдыха, закаляющая тело и дух, улучшающая навыки командной работы, укрепляющая чувство товарищества, наконец, оставляющая незабываемые впечатления благодаря величественным видам. В одной из редакционных статей «Труда» (1949) говорилось, что миллионы советских граждан хотели бы отправиться в захватывающее, познавательное путешествие по стране. Как и в 1930-е годы, организовать сотни и тысячи самодеятельных туристов поручили Всесоюзному комитету по делам физической культуры и спорта, которому подчинялись спортивные общества на предприятиях. Эти общества должны были привлекать в свои ряды, сплачивать и обучать смелых, склонных к приключениям людей, устраивая экскурсии выходного дня по близлежащим местам, а также путешествия на дальние расстояния по лесам, озерам и горам СССР. Такой туризм стал теперь массовым в том смысле, что инициатива шла снизу, от инструкторов-добровольцев и руководителей тургрупп, которые вели обучение и давали советы относительно походов. Каждым летом тысячи самодеятельных групп отправлялись в горы и на морское побережье: так, в 1948 году руководство Казбекской турбазы на Военно-Грузинской дороге сообщало, что она обслужила 232 самодеятельные группы и 990 организованных групп, ехавших по путевкам. Но нехватка снаряжения и информации, недостаточно качественное обучение по-прежнему ограничивали массовый потенциал такого самодеятельного туризма. Сами спортивные общества, как и в 1930-е годы, пренебрегали своими обязанностями, связанными с туризмом, считая его, как жаловались сами туристы, «спортом третьего сорта»[250]. Туристы оставались неприкаянными, не получая ни ресурсов, ни внимания.

Рис. 4.4. Экскурсия выходного дня в Звенигороде, Московская область. 1947

Поскольку физкультурные организации демонстративно не интересовались развитием массового туризма, Московское ТЭУ (МосТЭУ) в 1950 году создало параллельную структуру – Московский клуб туристов. Активисты-добровольцы создали в нем различные секции, в зависимости от вида походов, консультировали желающих совершить путешествие (13 000 в 1950 году) относительно возможных маршрутов, утверждали плановые походы самодеятельных групп (530 групп с 2500 участниками в 1950 году), собирали отчеты групп после их возвращения. Вместе с местными спортивными обществами, активность которых была выше, Московский клуб туристов стал организовывать ежегодные туристические слеты, на которых коллективы туристов соревновались в применении различных навыков – ориентирование, разведение костра, приготовление на нем пищи. Вечером все собирались вокруг центрального костра, пели песни, делились воспоминаниями. Одна из самых активных туристических секций работала при спортивном обществе «Большевик», под ее эгидой в 1950 году прошел всесоюзный слет около Хосты на Черноморском побережье Кавказа[251]. В последующие годы проводились