центре представители с мест жаловались и просили выделить им деньги для выполнения обязательств. Эта ситуация будет повторяться позднее на протяжении нескольких десятилетий. Экономические трудности, усугубившиеся из-за неурожая 1946–1947 годов, были веской причиной для провала местных инициатив. Восстановлению туристическо-курортного хозяйства мешала и нехватка грамотных управленцев.

Проблемы были крайне серьезными. Многие санатории и дома отдыха лежали в руинах после оккупации, некоторые не подлежали восстановлению. Кое-что из оставшегося отошло к более влиятельным ведомствам, и органы, занимавшиеся туризмом и курортами, боролись за их возвращение. Из 62 санаториев, существовавших в Крыму до войны, после освобождения работали лишь 10, и им угрожала реквизиция со стороны организаций, более могущественных, чем Главное управление курортов и санаториев. В 1946 году Ялта все еще жила без электричества, не был открыт ни один пляж. Разветвленная система курортов Одессы с 80 санаториями также сильно пострадала в войну[229].

Рис. 4.2. «Туризм – лучший отдых!» Плакат Марии Нестеровой-Берзиной. М.: Госиздат, 1946. Тираж 2000 экземпляров

Как правило, местные администраторы обращались за решением проблем в центр и высказывали недовольство, когда ответа не было или он не соответствовал ожиданиям. На совещании руководителей курортов в мае 1947 года все они, один за другим, принялись докладывать о жалком состоянии своих учреждений. Одни просили восстановить снабжение из центра, в котором им отказали. Другие жаловались, что министерство не выделяет фондов в достаточном количестве. На еще одном совещании, проходившем в Сочи, жалобы носили еще более направленный характер. Так, санаторий текстильщиков собрался завести подсобное хозяйство для обеспечения пациентов питанием, но Главное управление курортов и санаториев прислало семена, когда посевной период уже закончился. Кое-кто был недоволен чрезмерным надзором, не дававшим решить проблемы самостоятельно. Начальника Главного управления просили: «окажите нам больше доверия, дайте нам больше свободы, не читайте нам наставления по любому поводу»[230]. С точки зрения предприимчивых руководителей, государство проявляло мало гибкости; с точки зрения безынициативных, оно предоставляло мало помощи.

Центральные органы винили неэффективных руководителей в редакционных статьях газеты «Труд» и в то же время помещали хвалебные материалы о тех немногих санаториях и домах отдыха, где дела шли хорошо[231]. «Труд» регулярно публиковал, кроме того, обзоры читательских писем – «сигналы с мест» о нарушении права на отдых. Некоторые советские граждане с теплотой отзывались об образцовом отпускном времяпровождении, которое выпало им в эти трудные годы послевоенного восстановления. Многотиражка «Серпа и Молота» летом 1946 года публиковала письма рабочих из отпуска. Из Кисловодска сообщали о сытном питании, ежедневных ваннах с минеральной водой, целебном пребывании на воздухе, превосходных видах. Рабочий, впервые поехавший в Крым, расхваливал город, каких он никогда еще не видел: аллеи, обсаженные пальмами и соснами, чудесный воздух, фруктовый сад, где он рвал абрикосы и сливы. «Время, проведенное на взморье, надолго останется в моей памяти» – такие слова постоянно встречались в письмах отдыхающих домой, а также в книгах отзывов и предложений[232].

Однако большинству обладателей путевок в дома отдыха и санатории они – если говорить о конце 1940-х годов – запомнились своим недостатками. Это касалось всего: комфорта, оказываемых услуг, медицинских процедур, развлечений. Комплексный отдых выглядел примерно следующим образом. Отдыхающие прибывали на ближайшую к дому отдыха или санаторию станцию после долгой, утомительной поездки в железнодорожном вагоне, но там их никто не встречал и не мог доставить до места назначения. Приходилось идти пешком, неся с собой чемоданчики. На месте несколько часов уходило на оформление бумаг и распределение коек – и никакого душа или ванны, чтобы смыть дорожную грязь. В спальне, обычно темной, грязной, тесной и продуваемой насквозь, размещались десятки человек. Все вещи приходилось хранить в чемодане под кроватью: не имелось ни полок, ни шкафов, ни прикроватных столиков, ни стульев. На окнах не было занавесок, на полу – ковра, крыша чаще всего протекала.

У себя дома отдыхающие подвергались тщательному медосмотру, чтобы доказать необходимость для себя такого вида отдыха, но по прибытии почти не получали врачебного ухода. Доктор появлялся лишь через неделю после приезда, а предписанное им лечение, как правило, оказывалось неподходящим или неисполнимым: ванны не действовали, медицинского оборудования не было. Затруднения возникали даже с утренней зарядкой: отведенные для этого места были засажены огородами сотрудников.

Обычно пациентов по приезде взвешивали – целью отдыха было набрать несколько килограммов, – но в столовой они чувствовали себя не лучше, чем в спальне. Питание было трехсменным, с длинными очередями и долгим временем ожидания, не хватало тарелок и столовых приборов. Пища не отличалась разнообразием, продукты часто портились из-за отсутствия холодильников. Один руководитель в 1947 году обрушивался на однообразное снабжение: «осетрина, осетрина, осетрина и снова осетрина, и никакой селедки»[233]. (Но, по крайней мере, это учреждение обеспечивало себя рыбой из Волги.) Меню повторялось изо дня в день, порции были меньше обычных. Из-за большого количества народа отдыхающим приходилось есть быстро, что плохо сказывалось на пищеварении.

В идеале остаток дня следовало провести в спокойном отдыхе и развлечениях, но не было ни игр, ни спортивного инвентаря, а ухабистая, неухоженная, замусоренная территория не годилась для прогулок. Не было дорожек, скамеек и, разумеется, клумб и декоративных кустарников. Иногда рядом протекала река, но пляж был переполнен, а лестница к воде развалилась. Сотрудники были озабочены прежде всего собственным выживанием и видели в своей работе возможность обеспечить себе питание за счет отдыхающих. Некоторые проявляли заботу и участие, но куда больше было тех, кто вел себя грубо и равнодушно относился к нуждам отдыхающих. По вечерам делать было нечего: кинопроектор был сломан или в наличии были только старые фильмы, радио не работало, никто не мог устроить концерт, лекцию или сеанс игры. Если учреждение располагало библиотекой, выбор книг обычно оказывался скудным, а для чтения не было удобного места. В том случае, если отдыхающий хотел пожаловаться, выяснялось, что жалобной книги нет или она под замком. Многие завершали отдых досрочно, предпочитая свои спартанские общежития советскому дому отдыха, но даже эта задача была непростой – человек не мог забронировать билеты на поезд[234].

Отдыхающие выражали недовольство громко и публично – в письмах к властям и в органы печати. Эти жалобы свидетельствуют о том, какого отдыха ожидали советские граждане и какой отдых рекламировался в качестве образцового накануне войны. Однако в послевоенное время стремление получить должный комфорт и уход стало более настойчивым. В идеальном варианте отдыхающий становился центром всего, объектом внимания, получателем услуг – медицинских, культурных, кулинарных. Сочетание невиданных прежде пейзажей, прибрежных или горных,