первомайские слеты, обозначавшие официальное начало туристического сезона для самодеятельных групп. Участники их были наследниками отважных самодеятельных туристов 1930-х годов. Турклубы стали центрами притяжения для энтузиастов-одиночек, в основном из числа студентов и специалистов с высшим образованием, создавших субкультуру активного туризма. Принадлежность к ней к 1970-м годам стала одной из «визитных карточек» советской городской интеллигенции. Московский клуб туристов существовал еще долгое время после распада СССР.

Рис. 4.5. Значок «Турист СССР». Собственность автора

ТЭУ намеревалось также обслуживать «подлинных» туристов на некоторых групповых маршрутах, предназначенных для овладения базовыми туристическими навыками и умениями, чтобы сдать нормативы на значок «Турист СССР». Сам значок был впервые выпущен в 1939 году, по образцу значка ГТО (еще раньше, в 1934 году, ввели значок «Альпинист СССР»). ТЭУ планировало выпустить в 1939 году 25 000 штук; после войны количество выданных значков стали рассматривать как удобный показатель успехов массового туризма[252]. Что касается туристов, то получение его стало важной мотивацией для совершения трудных походов. Сохранился дневник Смазковой, туристки из Ленинграда, совершившей в 1951 году байдарочный поход по Карелии, с описанием беспокойства накануне финального испытания, которое проходило на глазах комиссии, радости и торжества участников, которые сплотились во время тяжелого похода и наконец получили желанный приз. Северокавказские турбазы заслужили похвалу за теплую встречу групп, возвращавшихся из испытательных походов по 180-километровому маршруту: в Красной Поляне их встречали букетами цветов и специально приготовленным фруктовым компотом[253]. Предполагалось, что это и есть будущее массового туризма: букеты и рюкзаки для всех.

Активисты ценили эти признаки популярности туризма, но были недовольны тем, что советский туризм стал совокупностью различных видов путешествий и досуга, каждый из которых имел своих сторонников и клиентов. Как и в 1930-е годы, значительную часть спроса на путевки обеспечивали «пижамники», которым не удавалось заполучить место в доме отдыха: они заказывали туристическую поездку в ТЭУ Такие туристы отказывались совершать тяжелые ночные переходы и упрашивали руководителя поездки оставить их на прибрежной турбазе. Для некоторых были тягостны даже дневные походы. Эти «курортники», как они называли сами себя, с самого начала искали развлечений вроде тех, что имелись на курортах, и жаловались, когда турбазы оказывались слишком скучными для них. «Такие люди не интересовались экскурсиями, а только лежали и пляжничали и создавали трудности в обслуживании настоящих туристов, и нам приходилось просто выселять их из турбазы»[254].

В то же время критики, не делая официальных заявлений, учитывали потребности в «курортном времяпровождении для бедных» и увеличивали число маршрутов, которые позволяли максимально приблизить турпоездку к пребыванию в доме отдыха или санатории. «Радиальные» маршруты – например, № 32, заканчивавшийся в Сочи, – позволяли оставаться на одном месте от 10 до 20 дней: курортный отдых без утренних медицинских процедур. В 1950 году 17 из 32 маршрутов ТЭУ были «радиальными», и в их описании делался упор на том, что сближало их с поездкой на курорт. «Среди здравниц нашей родины Сочи считается одним из лучших курортов» – так начиналось описание тура в Сочи; Хоста, указывалось в нем, «это курортный поселок, расположенный на берегу Черного моря в 20 км к югу от Сочи». Новый маршрут № 49, открытый в 1952 году, приводил туристов на «лучшие курорты» страны [Туристские маршруты по СССР 1950: 183–184, 66 (цитата), 68][255].

Между псевдокурортным отпуском на турбазе и поисками туристической славы была масса промежуточных вариантов: чиновники от туризма редко признавали их существование, но они становились все более популярными после войны. Советские туристы пользовались возможностью посещать музеи, археологические раскопки, ботанические сады. У них вызывали восторг ночные прогулки по сосновым лесам и посиделки у костра до самой зари. Многие участники «радиальных» туров совершали экскурсии по окрестностям, живя на своей турбазе. Они проявляли живой интерес к природе, хотели вдыхать запах приготовленной на костре пищи, но не каждую ночь; хотели пройти по Военно-Осетинской дороге, пролегавшей на головокружительной высоте, но не все 180 километров от начала до конца. Эти обычные туристы хотели видеть и узнавать что-нибудь новое, но им также были нужны комфорт, восстановление сил, разнообразные развлечения и отдых[256]. Туристы говорили о своих пожеланиях в отзывах, которые оставляли после отпуска, но чиновники продолжали спорить о своем, задавать вопрос «Кто отвечает за туризм?», не сознавая, что советский туризм теперь существует в нескольких разновидностях.

Конкурирующие подходы, предлагаемые официальными лицами, и равнодушие со стороны вышестоящих профсоюзных организаций привели к тому, что государство не рассматривало туризм в качестве полноценного варианта проведения отпуска. Турпоходы не дотировались через фонды социального страхования, а государство вкладывало средства в развитие оздоровительных курортов, поэтому такой поход стоил дороже пребывания в доме отдыха. Кроме того, туристы с удивлением обнаруживали, что вынуждены нести дополнительные расходы: регистрационные формуляры, катание на лодках, фотографии на память… И все равно туризм оставался «отдыхом для бедных» в смысле ожидаемых услуг: приходилось спать в палатках, а не в гостиничных номерах, танцевать под скрипучий граммофон, а не настоящий джаз-банд. Но этот минимализм был частью туристской «особости»: «Надо добавить, что туристы вообще народ очень нетребовательный, – писал отдыхающий в 1949 году на Сочинской турбазе. – Имеется очень ходячая пословица такого смысла: мы же туристы, не курортники, чего же нам требовать, мы должны терпеть и закаляться»[257].

Рис. 4.6. Турбаза на озере Селигер, август, 1951. РГАКФД г. Красногорска, № 0226468. Публикуется с разрешения архива

Сочетание высоких расходов и репутации массового туризма как спортивного времяпровождения, требующего суровых испытаний, привело к тому, что в первые пять послевоенных лет туризм выпал из поля зрения широкой публики. В 1946 году в походы отправились 10 000 человек – намного меньше пикового значения в 250 000 (1939). Только в 1950 году число их участников стало значительным, а инфраструктуру на туристических направлениях начали восстанавливать. В целом по стране туристов по-прежнему было немного. В 1950 году советское государство могло предложить своим гражданам 2070 санаториев и 891 дом отдыха, турбаз же и альпинистских лагерей насчитывалось всего 81 [Народное хозяйство СССР в 1956 году: 275][258].

Доступ и статус: подтверждение привилегий

В конце 1940-х – начале 1950-х годов сложное экономическое положение приводило к тому, что не всякий советский гражданин, имевший право на отпуск – неважно, решил ли он провести его в турпоходе или в отделанном мрамором приморском санатории, – мог его получить. Официально, как уже указывалось, приоритет в получении субсидируемых путевок имели инвалиды войны, беременные женщины и передовики