Что-то промелькнуло в его глазах, а затем он опустил морду и мягким языком аккуратно слизнул мясо с моей руки. Когда я потянулась за следующим куском, он заворчал, и я со вздохом взяла вилку и проглотила пару кусочков фасоли в соусе из карамелизованного лука с собственной тарелки. Ужин успел остыть, но менее вкусным от этого не стал.

Мы продолжали в той же манере, пока на его тарелке не остались только овощи. Я поставила ее на пол.

– Доесть можешь сам, – сказала я и улыбнулась, когда он раздраженно засопел.

Он доел, и я, довольная, налила воды себе в стакан, затем плеснула немного в маленькую миску от булочек, которые до того переложила в свою опустевшую тарелку.

Несмотря на внушительный нос, король вылакал всю воду из миски, но отвернулся, когда я предложила ему еще.

Наутро король отказался от завтрака, зато согласился пообедать. Ну конечно. Мясо да овощи – вот, видимо, и все, что он был способен переварить в этом обличье. От каши ему стало бы плохо.

Вечером после ужина король задремал у камина, а я набрала себе ванну, радуясь возможности побыть в одиночестве, но в то же время опасаясь, что он уйдет, пока меня не будет в комнате.

Стоило бы догадаться, что деревянная преграда ему не понравится и он распахнет ее при первом же стоне боли, что вырвется у меня из груди. Но я, стиснув зубы, все равно опустилась в теплую воду – пена с ванильным ароматом поднялась до самого подбородка.

Я почти не чувствовала раны на спине, пока те заживали – бесчисленные и крошечные, но глубокие язвы, которые уже почти затянулись. Но соприкосновение с водой напомнило мне о том, скольких перьев я не досчитаюсь, когда перекинусь снова. Даже думать об этом было страшно – я лишь молилась, чтобы к тому моменту большинство из них успело отрасти заново.

– Все хорошо, – проворчала я. А затем сняла бинты, которыми были замотаны руки, повесила их на край ванны и, взяв с подоконника мочалку, принялась осторожно омывать ею заживающие раны. – Можешь уйти.

Мы оба знали, что ничего подобного он не сделает. Дейд плюхнулся на пол у входа в ванную комнату, голова его заняла всю ширину дверного проема.

Я утомленно вздохнула, но домылась и решила еще немного полежать в теплой, сладко пахнущей воде. Разбудил меня влажный нос, ткнувшийся в руку, и я чуть не подскочила при виде прищуренных глаз Дейда в какой-то паре дюймов от моих.

– Ладно, – сказала я, села в ванне и вдруг вспомнила, что обнажена. Пусть он и был в обличье огромного рогатого волка, пусть и видел уже меня без одежды, я все равно заявила ему: – Я вылезу, если ты дашь мне возможность проделать это без надзора.

Дейд посмотрел на меня взглядом, который можно было описать лишь словом «насмешливый», а затем неторопливо развернулся в тесном пространстве ванной и ушел обратно в спальню.

Он не закрыл дверь, но, вытянув шею, прежде чем выбраться из ванны, я его не увидела. Завернувшись в полотенце, я прошлепала в гардеробную и выбрала атласную ночную сорочку персикового цвета, ниспадавшую до колен.

Король дремал на полу и приоткрыл один глаз, когда я прошагала к кровати, на ходу расчесывая гребнем влажные волосы. Гребень я положила на столик и робко спрятала ноги под одеяло. Я лежала, вслушиваясь в завывания ветра за окном – сон не шел.

Ветви лозы скрежетали по стеклу, в очаге слабо мерцало пламя.

– Дейд, – наконец прошептала я, сомневаясь, что он спит – что он вообще хоть раз крепко спал в моих покоях. – Полагаю, твой дядя где-то в заключении. Ты можешь вернуться к себе.

Он промолчал, и до меня, наблюдавшей за схваткой теней на потолке, которые отбрасывали в лунном свете ветви, дошло, что для него не важно, миновала угроза или нет.

Тесак был прав. Король не вернется в прежний облик, пока не будет готов – пока не проведет достаточно времени наедине со своей злостью, стыдом и прочими муками, что терзали его темный, чуждый мне разум.

Я невольно задавалась вопросом: что, если он не перекинется в себя, пока я его не прощу? И я, возможно, простила бы короля за последние события – но не за все остальное.

В любом случае Тесак зашел сюда вовсе не для того, чтобы сообщить новость о дяде – это мог бы сделать кто угодно. Это была своего рода проверка. Дейд – король, тиран – но все-таки король, и до тех пор, пока он не вернется в привычное обличье, в этом королевстве нет ни правителя, ни его советника.

У меня было чувство, что именно его дядя – и советник, лишившийся доверия короля, – был тем, кто правил в его отсутствие. Посему оставались лишь самые верные воины Дейда – те самые воины, что любили совокупляться с женщинами в бальном зале, покуда остальные пьянствовали и проигрывались в пух и прах.

Да, я их толком не знала, но понимала, что Тесак и Клык не способны неделями блюсти порядок в этом месте. Вряд ли им когда-либо доводилось заниматься чем-то подобным.

Дейд и сам должен был понимать это, хорошо осознавать это – учитывая, как хорошо он сознавал в этом обличье все остальное, и все же…

– Дейд, – снова прошептала я, на этот раз чуть громче.

Он сел – его глаза блестели в темноте, по рогам стекал лунный свет.

Я определенно сошла с ума. Сдурела – судя по тому, как я переживала за него именно в тот миг, когда стоило бы воспользоваться слабостью короля-убийцы. Сделать рывок и вернуть себе то, что он отнял у меня и столь многих. Я могла бы предупредить наши оставшиеся войска, уведомить человечье королевство – если бы только нашла способ выбраться из этой комнаты или отправить весточку из Вордана.

Но все это было неосуществимо – даже если бы было мне по силам.

Он настигнет меня. Куда бы я ни отправилась, что бы я ни сделала, Дейд узнает об этом и последует за мной.

И все же я не откажусь от этой идиотской затеи. Но я себялюбива, и потому обведу этого короля вокруг пальца и в то же время напитаю свое изголодавшееся сердце – утолю ту невидимую жажду, которая неизбежно сведет меня в могилу.

Не сводя с него глаз, я поднялась и похлопала по изножью кровати. Дейд не сдвинулся с места, даже ухом не повел.

Упрямый засранец.

Проглотив раздраженный стон, я отвела глаза и стиснула уголок одеяла. Если ему так хочется киснуть в этой своей звериной форме на полу до конца своих жалких дней, то пускай…

Я перевела взгляд с кровати на него и чуть не рассмеялась.

Он же сломает ее. Даже если будет осторожен, деревянная рама прогнется, треснет и развалится под внушительным весом зверя.

Ладно. Я встала и прошагала к двери. Дейд подскочил к ней одним прыжком, от которого затряслась вся мебель в комнате. Преградив мне путь, он предостерегающе зарычал.

Я уперла руки в бока и вскинула брови.

Он уселся передо мной и задрал нос – самодовольный высокородный паршивец, коим оставался даже в волчьем обличье.

– Я подумала, что нам будет удобнее в твоих покоях, – вздохнув, сказала я.

Он уставился на меня, поморгал, затем развернулся и протопал к двери в противоположном конце комнаты – к той, которую я ни разу не решилась открыть, к которой до этой минуты не отваживалась даже подходить.

Я открыла дверь, хорошо представляя, что за ней, и сомневаясь, что делаю это в последний раз. Я оказалась в его гардеробной.

В гардеробной, сопоставимой по площади с комнатой, из которой мы только что вышли. В темноте мне удалось разглядеть лишь алые, серые, черные одежды и пару белых и сливочных вещей.

Дейд шумно выдохнул и прошагал мимо, задев меня своим мягким шерстяным боком, а затем сел, дожидаясь, пока я запру за собой дверь.

Когда замок щелкнул, он, довольный, гордо прошел в спальню, остановился, преградив мне путь, и принюхался. Я стояла в дверях, любуясь бликами лунного света на темном покрывале гигантской кровати, а Дейд тем временем обнюхал каждый угол, каждый предмет мебели – а затем заскочил на постель.

Та заскрипела – но ширины ее было вполне достаточно и для него, и даже для меня. Однако я помедлила, задумавшись, не стоит ли сказать ему, что я чувствую себя хорошо, и вернуться в собственные покои.

Дейд ждал, навострив уши – тени танцевали вокруг его смертоносных рогов, – и я, смирившись и в то же время испытывая облегчение, прошла по плетеному ковру, забралась на монструозную кровать