чистым листом бумаги, прислушиваясь к тиканью часов и голосу долга, Майкл старался заставить себя смотреть на вещи свысока. Писатели должны уметь на все смотреть свысока. Для них фатально, когда они смотрят снизу-вверх! В школах при обучении литературным приемам детей учат смотреть свысока на каждого автора, поэтому эта работа бывает так интересна.

Майкл мирно курил трубку и старался смотреть свысока на Герхарда Гауптмана, хлопкового вредителя, либеральную литературу, на сенат Соединенных Штатов и т. д. Ничто не действовало! Он сунул руки в карманы и стал перебирать другие сюжеты: Юджин Дебс… самогон… радиоконцерт германская валюта….Только бы начать, а там пойдет само собой, – рассуждал он про себя: – Шекспир, ценность рекламы, Клемансо, английские сигары». Неожиданно, вынув руки из карманов, он написал в начале листа: «Кипящий котел» и начал рассказ о том, как бойкий антрепренер вывез трех жен турецкого экс-султана для сцены театра. Дальше пошли рассуждения о незнании подлинного характера турок, и неожиданно в его мозгу блеснуло решение вопроса о Дарданеллах. Он писал быстро, не перечитывая, опасаясь, что найдет в статье массу ошибок.

«Пусть читатели сами разберутся, – сказал он про себя, – для них полезно»!

После этого все пошло, как по маслу. Один параграф следовал за другим. Вдруг он остановился на вопросе о дамских шляпах. В дверь слегка постучали… Он оглянулся. Маленький белый конверт вылез из-под двери и лежал на полу. Потом послышалось шлепанье туфель, и вдалеке тихо хлопнула дверь…

5

Он подошел к конверту осторожно, точно к динамитной бомбе. Когда поднял его, то ощутил слабый, но настойчивый запах жасмина. Злободневные вопросы и ход человеческого прогресса – все вдруг стало далеким и потеряло свой интерес… Потом совсем исчезло. Записка была написана крупным, но изящным и установившемся почерком. Почерк этот напоминал Майклу красивые письмена, начертанные на пергаменте, которые он видел на базарах в Персии. Он не умел их читать, но думал, что это поэмы. Возможно, что это были просто кухонные рецепты. Во всяком случае, этот почерк был похож на них.

«Вы, удивительный!.. Я лежу в своей одинокой комнатке через холл, читаю Канта и прислушиваюсь к стуку вашей машинки… Теперь я заставила вас остановиться и подумать немножко о моей маленькой особе. А теперь – покойной ночи! Вы, удивительный! Вайолет».

Майкл поднес записку к свету и пристально ее рассматривал. Лицо его было серьезно, точно он изучал судебный приговор. Он был один в комнате, была полночь, в руках у него была записка, надушенная жасмином… В таких случаях мужчины не улыбаются… Он ее понюхал… Жасмин! Сел на ручку кресла и снова перечитал. После минутного размышления, он сунул записку в карман и машинально провел рукой по подбородку. «Кажется, надо побриться, – сказал он сам себе. – Или не стоит, – продолжал он свой монолог, причешу только голову…»

Раздался голос. Для Майкла громкий, как удар колокола. Голос души. Он много раз слышал его и раньше.

Душа. Что ты хочешь сделать с запиской?

Майкл. Как что? Хочу перейти холл и зайти к этой девице.

Душа. Не время заходить к девицам.

Майкл. Именно время! Она, несомненно, этого ждет.

Душа. Не время для тебя. Ты должен заниматься другими вещами.

Майкл. Это ничему не мешает. Никому не повредит, если я пойду.

Душа. Тебе не следует этого делать.

Майкл. Не будь ханжой. Ты часто говорила, что я живу на земле, чтобы приобрести опыт. Душа. У тебя совершенно достаточно такого опыта.

Майкл. Тем не менее, я еще не лишен галантности. Ведь она же меня ждет!

Душа. И пусть подождет.

Майкл. Это легко тебе говорить. Ты только душа. Ты не знаешь, что значит встретиться лицом к лицу с оскорбленной женщиной, которую ты отверг? А со мной это случалось.

Душа. У тебя есть другие дела. Вот и все. Ты должен идти делать свое дело… потерпеть поражение и быть уничтоженным.

Майкл. Поражение и уничтожение?

Душа. Да, это было со многими, более достойными, чем ты. И тебе нечего терять время на хождение к девицам после полуночи.

Майкл. Весело, него сказать! А что, если я от кажусь терпеть поражение?

Душа. Тогда я уйду.

Майкл. И оставишь меня без души?

Душа. Оставлю тебя без души, и ты будешь ничем не лучше банкира в мелком городишке! Он думал, что это говорит душа, но на самом деле это говорили его тридцать четыре года… В этом возрасте мужчине не нужна любовница, а нужна жена… Поэтому душа надувается от важности, становится требовательной и полна веских соображений. Майкл тоскливо дописал пером статью. По непонятным для него причинам, скрытым в его подсознании, он не желал, чтобы мисс Флеминг слышала стук его пишущей машинки через холл. Он старался тише двигаться по комнате. Утром он решил занять костюм у шофёра Эллермана и отправиться пораньше чинить машину мисс Меррифильд. Он был рад этому делу. Его можно будет растянуть, так, чтобы весь день не возвращаться в «Тенистый Луг».

Глава восемнадцатая

Происхождение гантизма

1

Томас, старший эллермановский шофёр, имел свои предрассудки относительно некоторых экономических вопросов. Он считал, что джентльменам совершенно нечего делать около автомобилей, особенно если есть люди, которые могут на этом месте кое-что честно заработать. Посему он мрачно отнесся к плану Майкла, который в десять часов утра явился к нему в гараж просить костюм и набор инструментов для починки машины мисс Меррифильд.

Томас стоял в широких холодных воротах огромного гаража и жевал свою жвачку, засунув руки в карман. Он говорил, глядя не на Майкла, а на далекое облако, плывшее за правым ухом Майкла. То обстоятельство, что он жевал, несколько затрудняло его речь, и слова выходили только из левого угла рта.

– Вы весь измараетесь, сэр, – повторял он, – я знаю машину мисс Меррифильд, она хорошо смазана: рук потом в жизни не отмыть.

– Знаю. В этом вся суть, – весело отозвался Майкл. – Я люблю ручной труд и не боюсь грязи. Предпочтение, оказываемое демократическому труду, не возбуждало никаких симпатий в Томасе. Он не ценил демократизации работы.

– В крайнем случае, – предложил он, – я мог бы сам туда сходить и подтянуть подшипники.

– Благодарю вас, но мне нечего делать, и я займусь этим сам.

Томас никогда не слыхал о глубокой учености и литературных заслугах Майкла Уэбба. Литература была для него зарытым кладом. В глазах этого простого человека Майкл являлся просто одним из щеголей, гостивших у господ. Однако сейчас он совершенно инстинктивно выделил Майкла из их числа и решил, что это «голова». Представление о «голове» рождается одинаково инстинктивно во всех классах общества.

– Как вам угодно, сэр. Если непременно хотите измазаться маслом и поработать над машиной… идите.

В эту минуту на сцену явился Хэнтер.

– А вот молодой человек, который собирается мне помогать, – сказал Майкл, дайте одежду и для него.

Но оказалось, что Хэнтер не может идти. Он рассыпался в извинениях, что испортил план Майкла. Ему необходимо было сделать краткий доклад о своем деле личному секретарю Эллермана, и на это требовался весь день.

– Я-то сам думаю, что старая машина готова совсем развалиться, – заметил Томас замогильным голосом. – Мисс Меррифильд – она ничего не смыслит в автомобилях…

– Хорошо, постараюсь ей это сам объяснить, – успокоил его Майкл. – Так, значит, вы можете дать мне костюм? Думаю, что инструменты у нее найдутся.

– Это я могу. Штаны я вам дам, только они будут для вас узковаты. Что же касается инструментов, то есть у нее одни клещи да ржавая отвертка, за которыми и наклоняться не стоит, если найдешь на дороге. Можете взять у меня инструменты, только… ежели что с ними случится… – Не переживайте, – сказал Майкл, и вот вам за беспокойство.

– Благодарю вас, сэр. – Томас взял два доллара и торжественно вложил в свою записную книжку, набитую карточками разных фирм,