подставлял под машину болты. А на фабрике пикулей я видел женщину, накладывавшую горчицу в горшочки. Горшочки подъезжали к ней на бесконечном ремне, и она быстро накладывала в них горчицу. Она была чудом – исполняла работу двух женщин, работавших раньше на ее месте. Директор фабрики так гордился ее производительностью, что всегда водил посетителей смотреть ее. Беда была только в том, – как сказал мне сын владельца, что она пила запоем два дня в неделю и в понедельник не являлась на работу.

– Бедняга.

– Да. Бедняга. Может ли народ, порабощенный до такой степени, создавать хороших граждан? По-моему – нет. Человеческое существование при таких условиях делается безрадостным и бесцельным, лишается творческого импульса. Человек, всю жизнь подкладывающий болты, порабощен до глубины души. Он никогда не сможет ничего создать. Он не живет, а прозябает.

Мисс Меррифильд хотела что-то сказать, но удержалась. В течение последних минут ее внимание привлекал человек по ту сторону ограды. Он прошел мимо несколько раз и каждый раз пристально смотрел на автомобиль и лежащего под ним Майкла. Раза два он, казалось, был готов войти в сад, но передумывал. Она сказала о нем Майклу, и оба поднялись на ноги.

– Да ведь это капитан Диксон! – воскликнула она, удивившись. Вы знаете, он торгует в деревне. Конечно, это он! Он приделывал мне ставни. Я никогда не видела его таким странным. Удивительно, почему он не заходит?

О! – выпалил Майкл. Я знаю. Он хочет видеть меня. У нас с ним маленькое дельце. Он думает, что может нам помешать… Пожалуйста, извините меня! На одну секунду! – Майкл подошел к решетке, и Эдит увидела, что они углубились в разговор.

Она села на траву и открыла книгу. Майкл исчез на четверть часа. Он вышел на дорогу, и она потеряла его из виду.

2

Когда он вернулся в сад, ему показалось, что все окружающее фантастично изменилось. Небо было светло-зеленое, а то, что раньше было яблонями, превратилось в пальмы, их темно-зеленая зубчатая листва выступала на яшмовом небе. Когда он тяжелыми шагами поднимался по тропинке, яркая тропическая птица быстро пролетела мимо, мелькнув пурпуровым, белым и бирюзовым оперением, и уселась на скалистый утес, который он раньше принимал за итальянскую виллу.

Нет, он ошибся. Это был действительно дом, хотя в то же время и утес. А пальмы были яблони, хотя в то же время и пальмы. Ясно, что птица была реполов, но до странности похожий на какаду. Все это было загадочно и не поддавалось научному объяснению. А где же женщина? Он ее потерял. Какое безумие! Разве можно оставлять женщину одну в дикой стране! Это слишком опасно! Ах, вот она! Мирно сидит на траве. А рядом с ней чудовищное животное… Нет, нет! Что за дичь? Это автомобиль. Разве? Нет! Майкл видел достаточно автомобилей, он не мог так ошибаться. Это был какой-то первобытный зверь, огромный, угрожающий, коварный. Он чувствовал какое-то опьянение. С ним происходило что-то странное… Он не понимал, в чем дело… Два потока мыслей неслись бок-о-бок в его сознании. Все казалось таким, как было, и в то же время чем-то совершенно другим.

– Этот сад заколдованный? – слабо спросил он.

– Нет, – ответил ее прекрасный золотой голос. – Вы здесь один колдун. Если он заколдован, это сделали вы.

Он нерешительно остановился перед ней… У чудовища глаза были, как тарелки, и на них очки. Ему захотелось броситься на него, но он удержался, вспомнив, что когда-то в Испании один человек сделал нечто подобное и что его имя может стать достоянием потомства, как имя премированного осла… Нет, – подумал он, – пусть животное сделает первое движение… У него были серые ноги и кроткое выражение… Во всяком случае Майкл решил защищать эту женщину ценой своей жизни. Она ему нравилась.

– Вы бы лучше сели, – сказала она, – вы устали.

В эту минуту с соседнего холма раздался призыв. Ревел голос, привыкший командовать со шканцев. Он гудел на весь сад.

– Что это такое? – спросила мисс Меррифильд с оживленным любопытством.

– Это капитан, – ответил Майкл, – держит контакт со мной.

– Что он говорит?

Рев раздался снова. Они разобрали:

«О-го-го! Га-алки, во-о-ро-о-ны!»

Майкл сложил руки рупором и крикнул: «Про-о-давайте хо-о-ро-о-мы!.»

– Видите ли, – объяснил он Эдит, неуклюже опускаясь на траву рядом, – капитан хотел меня видеть… видеть… Как это я сказал?.. Видеть у себя дома. Но я этого не могу… не могу… никак не могу вас оставить. Так он отплыл к себе и сохраняет контакт, контакт, вы понимаете?

– Капитан неподходящее для вас общество, – серьезно заметила она.

Майкл торжественно накрыл носовым платком плечо Эдит.

– Это зачем? – спросила она, посмотрев сначала на него, потом на носовой платок.

– Ваш повелитель устал, – ответил он, – и хочет отдохнуть. Я не хочу портить… портить чистое платье.

После этих слов положил голову ей на плечо.

Какой-то римлянин – чуть ли не Марк Аврелий – сказал, что искусство цивилизации – способность ничему не удивляться. Мисс Эдит Меррифильд была цивилизована. Она не шелохнулась. И только пригладила ему волосы.

– У меня плохие манеры, простите, – бормотал он. – Знаю… плохие манеры… исправлюсь… может быть… нехорошо.

– Да, у вас довольно-таки грубые манеры, – сказала она, но не исправляйте их. Люди так удивляются, встречая настоящего человека, что не думают о его манерах.

В сад снова донеслось гуденье, на этот раз еще дальше.

«Са-а-ми за леса-а-ми-и-и!» – пропел капитан.

Майкл поднял голову и ответил длинной руладой: «По-о-ют го-о-ло-о-са-а-а-ми-и!»

И, снова положив голову на ее плечо, задремал, как усталый ребенок.

– Это самая глупая вещь, какую я слышала в жизни, – сказала она.

– По-моему, тоже самая глупая, какую я слышал, – пробормотал он.

– Вы точно маленький ребенок.

Майкл быстро поднял голову.

– По-моему, вы сказали, что я большой ребенок, – пожаловался он и снова прикорнул на ее плече.

– Да, но я ошиблась в возрасте, – возразила Эдит, – вам оказывается не больше четырех лет.

3

Голос капитана, могучий, как сирена, донесся совсем издали.

«Уда-а-рили в доску-у-!»

– Что он говорит?

Майкл слегка поднял голову.

– Не разберу. Не обращайте на него внимания, – ответила Эдит. – Лучше спите.

«Уда-а-рили в доску-y-y-y!»

Как эхо слабо донеслось с какого-то холма.

– У меня пропал голос, – сказал Майкл. – Пожалуйста, встаньте и крикните как можно громче: «Поехали к мосту». Только это и больше ничего: «Поехали к мосту».

– Ничего подобного, – ответила она. Вы можете делать глупости, если вам нравится, но…

– Я не хочу оскорблять капитана, – огорченно сказал Майкл. Он могучий колдун.

– Я это вижу, и вам нечего с ним больше возиться.

Он закрыл глаза, и она своим платком вытерла грязь с его рук.

– Как это могло случиться? – размышляла она. Я видела этого человека всего три раза, и вот он спит на моем плече.

Сад был заколдован.

4

Эти странные события могут казаться совершенно невероятными некоторым из наших читателей, но не тем, которые умеют отгадывать загадки. Мы говорим символами. Мы – дервиши, кружащиеся вокруг каббалы современной жизни. То было время, полное печальных предзнаменований. Великая республика пребывала в депрессии. Люди брюзжали. Хуч [Hooch – соответствует нашему самогону; введением, «сухого» закона, hooch в США – напиток весьма популярный] был хуже и дороже, чем когда бы то ни было. Источники народного разума иссякли. Человеческий дух испарился. Обезумевшие массы давили людей. До сих пор, сидя у очага, люди рассказывают друг другу об этом страшном времени.

5

Починка автомобиля в этот день не закончилась. Прохладным вечером Майкл, после чая с печеньем, вернулся в «Тенистый Луг». Он чувствовал уныние и отвращение к себе и искренне надеялся, что на экспедицию капитана Диксона нападут пираты, змеи или что-нибудь в этом роде… Он старался не думать о том, что может подумать о нем мисс Меррифильд… Если бы он знал, что она в самом деле думала, то ему было бы легче…

Войдя в дом после его ухода, она испытала странное возбуждение.