– Да, я хорошо себя чувствую. Только спина еще побаливает, но уже меньше. Я сбросил десять фунтов. Лаури-чудо.

Лаури был инструктор по физкультуре, существо, состоявшее из одних узловатых мускулов. Эллерман нанял его с месяц тому назад и поселил во втором этаже над гаражом, где был устроен гимнастический зал.

Мисс Марголин передала Эллерману два-три нераспечатанных письма с пометкой на конвертах «личное». Он медленно вскрывал их, вынимая сложенные листы и тщательно их расправлял.

– Мистер Грегори будет здесь в пятницу, – сказала мисс Марголин, – в пятницу, в одиннадцать утра. Я извещу м-ра Хэнтера. А вы будете точно?

– Грегори? – переспросил бессмысленно Эллерман, отрываясь от недочитанного письма и глядя на нее отсутствующим взором. Этот пустой взгляд был для него обычным. Иногда казалось, что он не понимает того, что происходит вокруг. Когда он был мальчиком, с ним случалось, что он подолгу и внимательно смотрел в стену, не сводя с нее глаз. Матери приходилось трясти его за плечо, чтобы вывести из этого оцепенения.

Мисс Марголин саркастически подчеркнула самозваный титул мистера Грегори.

– Да, м-р Грегори. Тонкий такой худой человек… Эксперт–консультант по автомоторной промышленности.

– Ах, да. Эдуард Грегори. Да, да, Грегори! – быстро произнес он. – Я не мог понять, о каком Грегори идет речь. Вы послали ему хэнтеровские бумаги.

– Послала, – ответила она. – Третьего дня. Сегодня утром он звонил, что приедет в пятницу на наше совещание. Вероятно, он за это время снял копию проекта.

– Вы подозрительная особа, – сказал Эллерман. – He хотел бы я быть таким подозрительным. Эта мысль по каким-то причинам пробудила в нем чувство юмора, и он, весело посвистывая, дочитал свои письма.

Б.М. не обращала внимания на его поведение. Она по-кошачьи выпила еще глоток молока и сидела, обняв руками свое тонкое колено.

– Вы знаете, почему я выбрал Эдуарда Грегори для нашей консультации? Вы понимаете? – спросил вдруг Эллерман.

– Конечно, – ответила она, и улыбка растянула ее тонкие губы, но холодные непроницаемые глаза не улыбнулись. Потом она наклонилась над столом и затряслась от сдержанного смеха.

Толстые бока Эллермана дрожали от хохота. Невысказанная шутка была вполне понятна обоим. Невысказанное! Именно оно и связывало таким крепким узлом этих двух людей в их интимных деловых отношениях. Ричарду Эллериану незачем было объяснять свою политику мисс Марголин, она понимала ее и без слов. Она улавливала перемену его настроения по одному-двум случайно оброненным словам, даже по тону сказанной фразы. Всем другим, с кем он имел отношения, даже Джозефу Стэнфилду, председателю компании, надо было давать полные инструкции, диаграммы и карты, чтобы они его поняли и приняли на себя ответственность. Иногда это создавало затруднения… С мисс Марголин этого не требовалось… Иногда ему не хотелось высказывать то, что было ему нужно, – мисс Марголин это понимала. Он считал, что ей цены нет. Недостатки мисс Марголин были слишком ничтожны, чтобы о них стоило упоминать. Она была так глубоко занята обширным делом Эллермана, что ей не хватало времени или склонности – даже на такое невинное развлечение, как сплетни. Но надо сказать, что в обществе своего единственного близкого друга (некой мисс Мэйдар Морган, профессора химии в одном из женских университетов) она изредка позволяла себе острить, называя м-с Бленч Рейнер Эллерман «доцентом высшей косметики», и прибавляла, что «нет ничего более жалкого, чем бывшая театральная звезда». Эта нескромность была единственным пятном на ее вполне безупречной выдержке.

– Было бы глупо ввязываться в это дело с батареями, – задумчиво произнес Эллерман. – И так много хлопот. Но, честное слово, если бы взяться, то мы бы могли пустить его в ход.

– Конечно, сказала мисс Марголин, – взяться можно. Но к чему?

– Я так и говорю. Однако кое-какую выгоду из него извлечь следует, – если не хочешь быть дураком… М-р Грегори… – Эллерман остановился на минуту, и высоким фальшивым фальцетом произнес: – Эксперт–консультант по автомоторной промышленности.

Оба засмеялись.

– Вот, например! – вдруг горячо вырвалось у Эллермана. – Черт бы побрал этих франтов в Чикаго – Стэнфилда Элликота, Даунса и всех остальных, – думают только об изготовлении автомобилей и пропускают все выгодные дела. Мы с вами, сидя здесь, в одну неделю сумеем извлечь из этого проекта столько денег, сколько они за год не получат. Это предложение с батареями – очень хороший пример.

– Так они же не Ричарды Эллерманы, – заметила мисс Марголин.

– А что вы думаете о Хэнтере? – спросил Эллерман мимоходом.

– О, это старший клерк… Мисс Марголин сжала губы и покачала головой. – Вероятно, хорош. На своем месте…

– Какое же это место? Они назначили его вице-президентом для управления железнодорожным отделом – действительно подходящее место для клерка, но кому это нужно? Теперь он говорит, что железнодорожный отдел идет сам собой и…

– Второй Мэтисон, – прервала его мисс Марголин. – Второй Мэтисон, а Мэтисона пришлось в конце концов убрать. Вы звали его словесным теоретиком.

– Именно так. Вы угадали. Второй Мэтисон! Вы помните, как он фактически бросил работу в отделе и тратил время на фантастические планы, как устроить домик каждому рабочему на заводах Эллермана. Если бы мы от него не отделались, у нас снова была бы забастовка.

– Леболт говорит, что Хэнтер неважный исполнитель, – вставила мисс Марголин.

– Да, я знаю… я сделал нечто, что вас может удивить.

– Что? – удивленно спросила она и подняла на него глаза. Неожиданные выходки и решения Эллермана иногда были ни с чем не сообразны, и нужна была вся ее ловкость, чтоб победить его упрямство и не приводить их в исполнение.

Увидав ее обеспокоенный взгляд, Эллерман запнулся на секунду.

– Надеюсь, мы не будем об этом спорить. Я предложил Майклу Уэббу место вице-президента в компании. Вы одобряете?

На одно мгновение ее глаза зажглись, и лицо покрылось слабой краской.

– Одобряю? – сказала она. – Да это гениально! Просто гениально! Майкл Уэбб-эксперт по обезвздориванию. Прекрасно! На будущий год у нас в рекламе появится: «В эллермановских автомобилях нет вздора». Это замечательно! Величайший в мире специалист по уничтожению вздора состоит вице-президентом эллермановской компании. Но сможем ли мы держать его в руках?

– О, да! Это просто! Предоставим ему писать статьи или что-нибудь в этом роде. Если нам не понравится, не будем печатать… Беда в том, что он еще не согласился… пока еще, по крайней мере.

– А вы думаете, что он согласится?

– Н-не знаю. Трудно сказать. Я не настаиваю. Пусть подумает с месяц, а там я опять закину удочку.

3

Ах, между прочим! – немного спустя сказала мисс Марголин. – Сегодня утром я говорила с заводом и распорядилась, чтобы Робертс поддерживал там обе партии на выборах; пять тысяч долларов ассигновано республиканцам и столько же демократам.

– Только не чеками компании? – испуганно вскрикнул Эллерман.

– Конечно, нет. Кокран-демократ, он даст свой личный чек, а Максвэл даст республиканцам. Я распорядилась, чтоб Роджерс заплатил им обоим наличными деньгами. – Она взяла номер «Эллермановского Ежедневного Курьера» из стопки, лежавшей рядом на столе, и развернула газету. – Я провела это через контору кассира, а не через казначея в Чикаго, так что, если это когда-нибудь сделается известным, то Стэнфилд может сказать, что он ничего не знает об этом. Предполагается, что и вам ничего не известно. Я сделала это без вашего ведома.

– Ах, не беспокойтесь, – заметил Эллерман, – за мной давно установилась репутация забывчивого человека… Но я должен сказать, что вы очень щедры к этим лохматым политикам. Я бы столько не дал.

– Нет, это немного, принимая во внимание то, о чем нам вскоре придется их просить. Рабочие беспорядки у нас неизбежно будут. А когда они разразятся, мы будем иметь полную возможность с ними справиться.

– Рабочие беспорядки? – повторил Эллерман с злобным раздражением. Самый звук этих слов расстраивал его так, как расстраивает сенатора из южных штатов упоминание о негритянском вопросе.

Мисс Марголин кивнула.

– Да, рабочие беспорядки! – сказала она кратко. – Вы удивляетесь? Не понимаю, почему. Вы же читали