Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отросшей траве лежал бесформенный кусок обгорелой кирпичной кладки. Подняв его, Ди вернулась к музею.
У крыльца ее ждала Бет.
Нескладная, долговязая, она прижимала к боку накрытую корзину. При виде Ди лицо Бет исказилось отвращением. Свободная рука поднялась к горлу, будто сдерживая рвотный позыв.
– Простите, мэм, – сказала Ди, – но на сегодня мы закрыты.
Она прошла мимо Бет и положила листок на ступеньку слева от входа, придавив объявление куском кирпичной кладки, чтобы бумагу не унесло ветром.
– Мэм?! Ты знаешь, кто я! А я знаю тебя, Дора, я отлично знаю, кто ты есть! Я не стану называть это вслух, но знать-то я знаю. Про тебя уже все знают. От тебя на всю улицу прет!
Ди встретилась с ней взглядом. Бет стала еще тщедушнее, чем две недели назад: узкие сутулые плечи и согбенное тело грозили вот-вот надломиться, будто держались на ржавых клипсах, как головы у восковых фигур из музея.
Но Бет глядела на Ди так, словно Ди была субстанцией, которую следовало засыпать лопатой земли, а потом еще и ногой наступить. Бет глядела на Ди так, будто не желала помнить, что именно Ди остановила Полину и остальных уборщиц, изводивших Бет тем, что ее Гид спит с собаками.
– Я, – сказала Ди, – временный куратор Национального музея рабочего. А кто вы, мэм?
У Бет исторгся пронзительный вопль – так причитают по покойнику. Крик пролетел от одного конца улицы до другого, и Ди почти почувствовала, как окна домов закостенели в своих рамах и притаившиеся за ними любопытные тоже сжались.
– Мой муж здесь? – Бет шагнула к Ди. Ее била крупная дрожь – так, что в корзине что-то позвякивало. – Ты завлекла к себе моего Гида и держишь его здесь?
Ди уставилась Бет в лицо.
– Что?! Нет, я его не видела.
– Ты лжешь!
– Бет, что ты городишь? Зачем ты пришла?
– Потому что мне солдат сказал! – зарыдала Бет. Слова вырывались у нее неровно, лающе. – Я говорила с солдатом, сказала ему, что мой муж смотрит за собаками, а солдат ответил, что помнит Гида! «А, псарь этот», – сказал он! «Как я мог забыть», – сказал он! И добавил, что отправил Гида сюда, по адресу за углом отсюда, и больше он Гида не видел! – Бет мотнула своей звякнувшей корзиной в сторону посольства, ранее принадлежавшего империалистическому союзнику свергнутого правительства, но теперь получившего иное назначение. – Я шла туда спросить, и вдруг кого я встречаю на улице?! Тебя, Дора! Что ты сделала с моим Гидом? Неужели он забыл меня? Неужели он не скучает по своим щенкам?
– Перестань кричать.
– Этот дурак библиотекарь всем рассказывает, будто видел Гида на университетском дворе, как он взбежал на корабль, висевший в небе! Я этому не верю! По-моему, тут не обошлось без тебя, Дора!
– Бет, ты должна перестать кричать, – повторила Ди, стиснув тощее запястье не помнящей себя женщины.
– Я знаю, тебе известно, где он! – Бет сунула руку под тряпку, прикрывавшую корзину, и нашарила нож, но Ди перехватила и эту руку, заставив пальцы разжаться и выронить нож обратно в корзину.
Первым порывом Ди было оттолкнуть Бет, но милосердие взяло верх: она прижала к себе старую подругу и прошептала ей на ухо:
– Если Гид приходил в дом за углом, он пропал. Ни один из тех, кто туда попадает, не вышел оттуда на своих ногах. Новое правительство присылает туда людей на пытки и смерть, и человек, который их пытает и убивает, исключений не делает. Если ты не хочешь, чтобы он и тобой занялся, уходи от этого дома и с этой улицы. Иди и забудь сюда дорогу.
Отель «Метрополь»: лейтенант
Как временного добровольного председателя комитета по здравоохранению и благополучию населения, лейтенанта Барнса попросили взять слово и выступить с отчетным докладом перед членами временного правительства на конференции, собранной на четвертом этаже отеля «Метрополь». Присутствовал и генерал Кроссли, однако он не сидел за бильярдным столом вместе с представителями гражданской власти – Моузи, Лайонелом и Ламмом. Молчавший, если только к нему не обращались с вопросом, прямой как шомпол, Кроссли сидел у стены, неподвижно глядя перед собой и, по мнению Роберта, почти не отличался от восковых болванов в заброшенном музее Доры.
Ряды кресел заполнялись приглашенными на совещание старшими офицерами вспомогательного корпуса и лидерами волонтеров. В соответствии с репутацией «Метрополя» как самого «художественного» из трех крупнейших гостиниц картины на стенах были на сюжеты пьес и опер. На полках стояли заключенные в рамки афиши знаменитых постановок, а по углам на подставках в виде дорических колонн красовались бюсты муз с увенчанными цветочными гирляндами головками и длинными белыми шеями. Портьеры цвета шардоне на высоких окнах были подхвачены бантами, позволяя видеть главного конкурента «Метрополя» – отель «Лир» на другой стороне бульвара.
Роберт вышел на середину комнаты, остановившись у бильярдного стола, и отчитался о первых шагах, предпринятых волонтерами под его началом для обеспечения сохранности и переписи содержимого складов бакалейных товаров. Далее он планировал заняться национализацией содержимого кладовых, теплиц и погребов в поместьях бывшей элиты в Хиллс, о чем тоже представит подробный отчет. В отношении нехватки скота Роберт высказал мнение, что тут они опоздали: воры-угонщики и торговцы черного рынка раскрали животных накануне переворота. Покамест население довольно позитивно реагировало на нормированную раздачу муки и овощей, но это, разумеется, не могло служить постоянным решением.
– Ясное дело, – хмыкнул Моузи. Портовый грузчик выбрал место на углу стола и сейчас бесцельно крутил красный бильярдный шар на зеленом сукне.
– Дай ему договорить, Джонас, – сказал Лайонел, сидевший посередине.
На третьем стуле, у другого угла, кемарил Ламм, задремавший во время отчета Роберта. Во сне он похрапывал.
Моузи рявкнул:
– Извиняюсь, блин! Продолжайте, что ли, лейтенант Барнс!
Докер слегка подтолкнул красный шар.
Роберт колебался.
Ламм спал.
Лайонел пристроил щеку на ладонь и сказал:
– Вы слышали моего коллегу.
Две бодрствующие «главы» временного правительства пикировались таким образом весь день. Роберту пришло в голову, что однажды здесь возникнет музей революции и восковым копиям присутствующих будет назначено вечно сидеть в одной экспозиции. Он постарался запомнить эту мысль, чтобы поделиться с Дорой. Роберт давно