Когда она закончила диалог с домработницей, я присела на диван и принялась болтать о том, что ей было интересно: про сад, про планы на отпуск, про свадьбу Беллы. Когда она пришла в благоприятное расположение духа, я приступила к главному:

— Мамочка, у меня есть одна новость. Думаю, она тебе не очень понравится, но я уже все решила. В общем, мы с Артемом расстались, — сказала я как можно спокойнее.

— Как это расстались? — казалось, до мамы с трудом доходил смысл моих слов.

Она смотрела на меня растерянно и с непониманием. От былой улыбки на лице не осталось и следа.

— Мы больше не вместе, не встречаемся, — пояснила я.

— Почему? — огорченно спросила она.

— Поговорили и поняли, что больше не любим друг друга.

Вдаваться в подробности мне совсем не хотелось.

— Алиса, я не могу в это поверить, — мама была в шоке. — Вы с Артемом созданы друг для друга. Вы такая красивая пара!

— Мааа… — вздохнула я. — Ну, хватит, а? Ну что значит "созданы друг для друга"? Он всего лишь мой первый парень. В моем возрасте это нормально: встречаться и расставаться. Разве у тебя такого не было?

— Ох, Алиса, видела бы ты мальчиков, с которыми я дружила в твоем возрасте, — мама покачала головой. — Они же в подметки Артему не годились. А он у тебя такой манерный, воспитанный, симпатичный.

— Да, я знаю, мам, Артем тебе нравится, но мои чувства к нему остыли. Поэтому я и приняла такое решение, — я упрямо гнула свою линию.

— Дочка, я тебя понимаю, — она подсела поближе и взяла меня за руку. — У тебя такой возраст сейчас, хочется перемен и бунтарства. Но, послушай меня, Артем — именно тот, кто тебе нужен. Я ведь твоя мама, я знаю тебя и желаю добра.

— Мам, я его не люблю, — смотря прямо ей в глаза твердо ответила я.

Она замолчала. Разочарованно вздохнула и мягко отложила мою руку.

— Ладно, Алиса. Если ты не хочешь быть с ним, то никто не сможет тебя заставить. Но обещай, что подумаешь над своим решением еще раз, как следует. Все-таки Артем — такой достойный молодой человек, — наконец отозвалась она.

— Хорошо, — ответила я.

Хотя, конечно, думать тут было не о чем.

Ярослав

На следующий день после того, как я навалял Глебу, к нам на урок истории пришла целая делегация: класснуха Ксения Степановна, школьный психолог, директор и еще какая-то женщина, которая, как выяснилась, была мамкой Тарасова.

Они долго и муторно разбирались в деталях произошедшего. И с подачи моих одноклассников вышло так, что я ни с того ни с сего набросился на Глеба и избил его. Эту версию произошедшего поддержали не только Тарасов, Баширов и Антюшин, но и те ребята, которых в тот день вообще не было рядом.

Порой в разговор встревал Павлик, но его никто не слушал, потому что он, как последний лопух, признался, что в момент драки еще был в здании школы.

Я пытался объяснить случившееся, но громко верещащая мамашка Тарасова не давала мне и рта открыть. Остальным взрослым вроде как казалось убедительной версия о том, что обезумевший детдомовец способен просто так затеять драку. Ярлык неблагополучного социопата, с которым живет каждый выходец сиротских учреждений, не давал мне права отвечать агрессией на агрессию, не давал права обороняться. Я по определению был виноват.

Когда мне наконец дали слово, я постарался изложить ситуацию максимально правдиво. Однако о деталях оскорбления Алисы умолчал. Не хотелось, чтобы все сейчас начали разбираться, что именно Глеб ей сказал, и повторяли эти мерзкие слова. Я просто сообщил, что у нас Тарасовым завязалась словесная перепалка, а потом он бросил в меня булыжник.

После этого одноклассники подняли меня на смех, утверждая, что я все выдумал. Нашлись даже те, кто якобы слышал мои угрозы в адрес Тарасова еще до драки. Мол, я в принципе его невзлюбил, поэтому и прицепился.

Короче, все эти разговоры как обычно вели к тому, что мне не место в такой приличной школе, и меня нужно отчислять.

Алиса, все это время хранившая молчание, подняла руку и попросила у директора разрешения высказаться.

— Дмитрий Александрович, мне жаль, что я не поставила вас в известность ранее. Но теперь у меня нет права молчать. С самого первого дня, как Ярослав пришел в наш класс, почти все мои одноклассники отнеслись к нему с предубеждением, объявили холодную войну и пытались подставить.

Она рассказала ему о случае с подброшенным телефоном, об игнорировании, о злых словах, которые говорили за моей спиной. Удивительно, но она нисколько не боялась сдавать своих одноклассников прямо на их глазах. Она не скрывала имен. Говорила, как есть. Несколько раз Алису пытались перебить, но она невозмутимо продолжала.

— В тот день Тарасов повел себя очень гнусно и стал оскорблять меня из-за того, что я дружу с Ярославом. А когда Калашников сделал ему словесное предупреждение, тот и правда кинул в него камень. Если вы не верите мне, то посмотрите на затылок Ярослава, там есть ссадина. Если не поверите своим глазам, то я найду независимых свидетелей, ребят из других классов, которые видели произошедшее. Если вы не поверите им, то я попрошу папу помочь разобраться с этим делом. Мы доведем его до суда и там разберемся, кто прав, а кто виноват.

— Малыгина, чего ты несешь? — Тарасов недоверчиво смотрел на нее.

— А как иначе? Лично я против несправедливости. А ты, Глеб? — голос Алисы звучал твердо.

В эти минуты я с трудом узнавал ее, настолько решительной и несгибаемой она выглядела.

Не знаю, что именно в обличительной речи Алисы подействовало на взрослых, но, еще немного порассуждав, они решили применить ко мне какое-то дисциплинарное наказание и не выкидывать из школы. Я вновь вышел сухим из воды.

Что ж, Малыгина уж в который раз спасла мою задницу. И надо было признать, что я так долго продержался в этой школе только благодаря ей.

В последнее время я стал гораздо меньше курить, потому что начал экономить. Если бы меня спросили, зачем, то я вряд ли бы смог вразумительно ответить.

Но на подсознательном уровне я понимал, что причина скорее всего в Алисе. Мне хотелось куда-нибудь пригласить ее. На дворе была зима, и бесконечно морозить Малыгину, гуляя туда-сюда по улицам, было негуманно.

Ополчившиеся против меня одноклассники, сами того не ведая, оказали мне дружескую услугу. Их нападки сближали меня с Алисой, которая была настолько доброй, что, казалось, была готова лечь на амбразуру ради справедливости.

После уроков я ждал, пока она переобуется, наденет куртку, завяжет на шее шарф, потом развяжет его и снова завяжет уже по-другому, водрузит на голову шапку, поправит волосы, проверит сумку и, наконец, с улыбкой посмотрит на меня, демонстрируя, что готова.

— Пойдем посидим где-нибудь? — предложил я.