— Окли лжет, — сказал я. — Я не подавал Мэрилин Чиланникаких сигналов. Не сидел я поблизости в машине, когда она подъехала на такси.И вся хронология событий у него липовая.

— Малый мог и ошибиться. Ты сам сказал, что там ещепроезжала какая-то другая машина той же марки и модели, что и твоя. Возможно,ее-то он и мог видеть.

— Вот это правильно — мог увидеть другую.

— А ты мог и солгать.

— Ладно, — сказал я. — Поговорим с Окли.

Селлерс вздохнул и поднялся.

— Хорошо, — сказал он. И, обернувшись к Паулине, приказал: —А ты сиди тихо и не выходи из дому. Ни с кем не вступай в разговоры. Особенно срепортерами.

Не вздумай звонить Диксу. И если тебе будут звонить, трубкуне бери. Если будут стучать в дверь, к двери не подходи. Сиди тихо и нерыпайся, как будто дома никого нет. И так, пока я не вернусь. Когда вернусь, ятрижды позвоню в дверь, затем пауза, потом два звонка и после паузы — один.Только тогда откроешь дверь. До этого сигнала сидишь тихо и не двигаешься,ясно?

Усталой походкой Селлерс направился к двери.

— Пошли, Шкалик.

Берта сказала:

— Я вам нужна? А то я проголодалась. Хотелось быпозавтракать наконец…

— Вы нам нужны здесь, мадам, — сказал Селлерс. — Посидитетут, пожалуйста, миссис Кул, как пришитая.

— Я думаю, — сказал я, — что Окли работает ночами, поэтомуднем он должен быть дома. Кстати, адрес Окли у тебя есть?

— Ну, конечно, у меня есть его адрес. Прямо беда с вами,любителями проклятыми. Вы думаете, что все полицейские — растяпы и путаники.Поехали отсюда поскорее и покончим с этим делом.

Нас с Селлерсом ждала патрульная машина.

Окли жил в захудалом районе в небольшом коммунальном доме снарядным фасадом и стойким кухонным духом внутри. У Окли была там однокомнатнаяквартирка.

Селлерс постучал в дверь.

Секунду спустя откликнулся сонный мужской голос:

— Ну, какого еще черта?

— Сержант Селлерс из полиции. Открывай!

— О Господи, да я уже двадцать раз рассказывал вам все, чтознаю.

— Тебе сказано: открывай!

— Послушай, сержант, мне сейчас неудобно, чтобы ты ко мнезаходил. Спуститесь вниз и посидите в машине. А я оденусь и через две минутыспущусь к вам. — Судя по голосу, Окли уже вполне проснулся.

— Открывай! — приказал Селлерс.

— Я… я не один.

— Открывай, черт тебя побери!

Дверь отворилась.

Окли стоял на пороге, со спутанными волосами, в трусах имайке. Смазливая девчонка лежала в постели, натянув простыню до подбородка,испуганная до полусмерти. Не глядя на девчонку, Селлерс вошел и уселся в ногахкровати. Я остановился у туалетного столика.

— Вернемся к событиям ночи четвертого числа, — сказалСеллерс. — Ты возил какую-то девку в мотель в Санта-Монике? Было такое дело?

— Я? — переспросил Окли с видом оскорбленного достоинства.

— Да, ты.

— Не припоминаю ничего такого, сержант, — сказал Окли ивзглянул на меня. — А он тут при чем? Небось хочет сбросить с себя всю кучуобвинений и для этого вымазать меня грязью в глазах полиции?

— Вопросы задаю я, — сказал Селлерс. — Возил девку в мотель«Голубые небеса»? Отвечай!

— Надо взглянуть в мой рабочий блокнот, проверить, но,насколько я помню… — заюлил Окли.

— Такие дела запоминаются и без блокнота, — сказал Селлерс.— Ну так как же — возил?

— Ну, я… я бы так сказал: возможно, что и возил.

— Почему об этом мне не рассказал?

— О чем? Какое это отношение имеет к делу, которое тырасследуешь?

— Этого я еще не знаю, — сказал Селлерс. — Но я хочувыяснить все, что ты знаешь о деятельности Жанетты Лэтти и девчонок, которыхона использовала.

— Да я все тебе рассказал, сержант!

— Ты не рассказал мне о Паулине Гарсон.

— Паулина? Не знаю никакой Паулины. А, ты имеешь в видуПолли?

— Возможно. О Полли ты мне ничего не рассказывал.

— Да я ее не слишком часто видел. Там много разных девчонок…Они обычно вызывали только меня. Я тебе уже об этом рассказывал, сержант.Жанетта не хотела слишком привлекать внимание к своему дому и к бизнесу,которым она занималась, поэтому она старалась, чтобы всеми ее транспортнымиделами занимался только один таксист. Она всегда меня вызывала, и, если я былсвободен, что же, диспетчерша меня и посылала по вызову.

А если я был занят, высылали другого таксиста.

Селлерс покатал свою сигару во рту, взглянул на девчушку впостели и спросил:

— Кто такая?

— Моя подружка, — ответил Окли.

Я выдвинул ящик туалетного столика и немного порылся в егосодержимом.

— Как тебя зовут? — спросил Селлерс.

— Долли, — ответила девчушка.

— Тоже у Жанетты Лэтти работала?

Девчонка замялась на миг, но потом утвердительно кивнула.

— Про Долли ты мне тоже не рассказывал, — с укором сказалСеллерс, обращаясь к Окли.

— Долли — моя личная близкая подружка. Я не хотел еезасвечивать в полиции.

— Другими словами, утаивал ее от меня?

— Что касается Долли, то верно — утаивал.

— И Полли ты тоже не упоминал.

— Верно, и Полли тоже. Может, я кого-то и пропустил, носамую малость, а о большинстве я тебе рассказал все, что знаю.

Тем временем я поглубже засунул руку в ящик туалетногостолика и вытянул шерстяной женский чулок.

— Это ни о чем тебе не говорит? — спросил я Селлерса иперекинул ему чулок.

Селлерс глядел на него с минуту, начал было уже отрицательнокачать головой, и вдруг его внимание приковало к себе характерное переплетениенитей.

— Провалиться мне на месте, если во второй такой же чулок небыл засунут камень, которым размозжили голову Жанетте Лэтти!

Герман Окли, как дикий зверь, метнулся к двери.

Фрэнк Селлерс сработал с точностью хорошо смазанной машины.Держа чулок в левой руке, он правой нанес Окли удар в челюсть с такой силой,что таксист распластался на полу.