Это просто письмо. Не приговор. Не эпитафия. Письмо.

И его содержимое надо узнать.

— Ирма, меня не трогать полчаса. А лучше — пока сам не скажу, что можно, — крикнул в направлении двери начальник разведки.

— Ясно, — откликнулась секретарь.

Ни вопросов, ни уточнений. Ирма незаменима и всё сделает как надо.

Иногда Силь сам не понимал, чем заслужил такую безграничную преданность. Потом вспоминал, чем именно, и снова не понимал. Как так вышло, что миллионы людей считают убийство величайшим грехом и ненавидят убийц, а потом вдруг находится девушка, которая именно за это тебя ценит и практически боготворит? А ты просто сделал то, на что эта девушка никак не могла решиться. Сделал свою работу.

Папка всё ещё лежала на другом конце стола. Манила и пугала одновременно. Силь подтянул её ближе и мысленно пообещал себе, что не будет думать о Леде плохо. Не будет — и всё тут.

В конце концов, она тоже просто делала свою работу. В чём бы она ни заключалась.

«Здравствуй, мой мальчик.

Мне очень жаль, что так и не решилась поговорить с тобой лично. Но ведь ты тоже не решился. Пусть это послужит мне небольшим оправданием.

Честно говоря, я не знаю, с чего начать. Все слова кажутся неправильными, а причины — глупыми. Так что предлагаю опустить красивые фразы и лирические отступления. Мы оба знаем, о чём пойдёт речь.

Я совершила ошибку.

Я влюбилась в твоего отца.

Надо было наоборот. Надо было завоевать его доверие и симпатию, чтоб потом на него можно было влиять. Надо было, чтоб он в меня влюбился.

Я думала, будет легко. Очаровать мужчину, которому навязали страшную и глупую жену, запертого в четырёх стенах, изнемогающего от скуки.

Ещё одна ошибка! Он не скучал. Он читал книги, занимался образованием. Красивый, умный, ироничный молодой человек. Он видел меня насквозь. Влёгкую раскусил все мои попытки сблизиться, но всё равно позволил быть его любовницей. И даже, в некотором роде, доверенным лицом.

Дело в том, что у него был план. Тогда нам казалось, что это хороший план. Скомпрометировать совет магнатов, отобрать у них часть власти, вернуть всё в руки короля. Потихоньку, осторожно, не торопясь. У нас было достаточно времени. Он думал, я работала. Идеальный тандем.

Был. Пока я не забеременела.

У короля на тот момент не было других наследников. Как потом выяснилось, его первая жена вообще не могла иметь детей.

Он и не хотел детей. Тогда не хотел. Думаю, он уговорил бы меня избавиться от ребёнка, если бы вообще узнал о его… о твоём существовании.

Он не узнал.

Зато узнал Герт, тогдашний шеф разведки. Ты его не застал — и хорошо. В общем, Герт знал всё. И он считал, что королевский бастард — это прекрасно, особенно если его нужным образом воспитать. А ещё это отличный козырь в любых вопросах.

Герт считал, что я непременно должна родить — и отдать ребёнка в его полное распоряжение. Этот план мне тоже не нравился.

Я обманула его. Обманула всех. Подделала документы, сказала, что ребёнок родился мёртвым. Но чтоб обман не раскрылся, мне надо было куда-то деть тебя. Не временно спрятать, а навсегда обрубить все ниточки. Ты должен был умереть для всех — и для меня тоже.

Ты должен был умереть, чтоб иметь возможность нормально жить.

Ошибка?

Я не знаю. Сейчас уже не знаю.

Иногда думаю, что да. Иногда уверена, что нет.

В любом случае, этот поступок меня не красит. И я пыталась забыть о нём семнадцать лет.

Семнадцать лет я прожила с мыслью, что больше никогда не увижу своего сына.

А потом Лисар прислал мне письмо. Записку. До сих пор помню: «Забери своё малолетнее чудовище из моего дома».

Ну а дальше ты знаешь.

Ты начал работать на управление. Наверное, это была судьба. К счастью, Герт к этому времени уже умер, иначе наш маленький секрет раскрылся бы в первый же день.

С заговором не сложилось, Летти Зинтер нас всё-таки переиграла. (Может, и не она, конечно. Но ставлю на неё, ума и изворотливости этой старой грымзе не занимать.)

Твоего отца вынудили жениться повторно. Иногда мне кажется, что я радовалась появлению его дочерей больше, чем их родная мать. Потому что каждый новый ребёнок давал тебе возможность спокойно жить.

Но люблю я их не за это. Просто люблю. Они хорошие девочки.

Возможно, им досталась от меня та любовь, которую я так и не сумела подарить тебе.

Прости меня за это.

Прости за то, что оказалась ужасной матерью и испортила тебе жизнь.

Прости, что не говорю это вслух, а пишу и прячу.

Не знаю, что случилось. Но раз ты нашёл моё письмо — что-то совершенно точно случилось. Наверное, я умерла. Или впала в старческий маразм. Или того хуже — ушла на пенсию.

Прости меня и за это тоже.

Береги девочек.

И себя береги.

Люблю тебя.»

* * *

На столе планы музея не помещались. Даже один лист не поместился бы, а их было пять — по одному на каждый этаж и два на подвал.

Долан разложил их на полу кабинета, придавил стулом, папками, книгами и кружками, чтоб не сворачивались обратно в трубочку. Мимоходом удивился количеству кружек. Одну притащил из дома, другую подарила Алина, третью он прихватил из столовой и всё время забывал вернуть. Откуда взялась четвёртая вспомнить так и не получилось.

Неопознанная кружка прижала угол с масштабом и условными обозначениями. Долан старательно прочитал их и запомнил. Окинул взглядом карты. Подтянул ближе папку с результатами экспертизы и свидетельскими показаниями. Ладно, поехали!

Взрыв произошёл на втором этаже в одном из экскурсионных залов. В результате пол просел и всё провалилось на первый этаж. Мешанину из экспонатов, кирпичей, перекрытий, осколков, мебели и человеческих тел разбирали несколько дней, в итоге выяснили, что бомба была заложена прямо под макетом старого королевского замка.

Очень… хм… символично.

Сам замок в какие-то бесконечно далёкие времена (Долан честно попытался вспомнить, в какие именно, но не преуспел) стоял на том самом месте, где сейчас находилось управление разведки. Потом за давностью лет начал рассыпаться.

Его чинили, конечно. Реконструировали. Перестраивали по кусочкам, из-за чего королевский двор либо жил на бесконечной стройплощадке, либо кочевал по чужим особнякам.

Потом случился пожар (хотя некоторые говорили — поджог), и реконструировать стало нечего. Даже остатки стен снесли, хотя всяческие любители старины дружно негодовали, требуя сохранить развалины для потомков.