Молодость - Паоло Соррентино

Ясное весеннее солнце освещает определенно британскую физиономию. Бледная кожа с краснотой, короткие светлые волосы, рубашка, галстук, на вид лет пятьдесят. Лицо очень умное. И убедительное. Мужчина сидит нога на ногу в прелестном парке отеля.

За его спиной, чуть поодаль, двое помощников помоложе.

Еще дальше – красивый бассейн. Купающихся мало, сонная, отпускная атмосфера, какая бывает ранним утром. Все закутаны в одинаковые мягкие белые халаты.

Девственно чистый луг покрыт брызгами воды гидромассажных ванн.

В глубине – чудесный альпийский отель. Одновременно уютный, сонный и шикарный.

Здание отеля обрамляют царственные Альпы. Мужчина достает пачку сигарет и уже собирается закурить, как его останавливает спокойный голос без тени упрека:

– Здесь не курят.

– Даже на улице?

– Даже в помещении.

Спокойный голос принадлежит сидящему напротив мужчине. Англичанин, лет восьмидесяти, в мягком бежевом непарном костюме, внушительные очки, черная оправа, за очками спрятались светлые, водянистые глаза, печальный проницательный взгляд. Это Фред Баллинджер.

Их разделяет столик. Перед Фредом – раскрытая газета. Он спокоен, умиротворен, невозмутим, в глазах то и дело сквозит разочарование. Он разворачивает конфету и засовывает ее в рот привычным жестом, как человек, который часто ест конфеты.

– Мистер Баллинджер, можно мне называть вас “маэстро”?

Фред Баллинджер пожимает плечами. Ему все равно.

– Как отдыхается?

– Спасибо, прекрасно.

– Давно сюда приезжаете?

– Больше двадцати лет. Раньше приезжал с женой. Теперь один, у меня здесь много друзей.

– Почему Швейцария?

– Близко к Италии. А я после Лондона и Нью-Йорка четверть века руководил Венецианским оркестром.

– Точно, как же я мог забыть! Наверное, здесь можно полностью расслабиться.

– Здесь только это и можно сделать.

Мужчина расплывается в улыбке. Фред – нет.

– Маэстро, вы еще дирижируете или сочиняете музыку?

– Нет. Я на пенсии.

– Разумеется, я, как и все, ваш большой поклонник.

– Спасибо!

Англичанин улыбается:

– Маэстро, как я вам говорил, я работаю на Букингемский дворец, организую особые мероприятия.

Фред слегка оживляется:

– Вы работаете на королеву?

– Практически да!

– Прекрасно. Монархия всегда вызывает нежность. Его собеседник удивлен:

– Извините за нескромный вопрос, почему монархия вызывает нежность?

– Потому что она уязвима. Уберешь одного человека – и сразу изменится целый мир. Это как брак.

– Королева почтет за честь, если вы согласитесь принять в июне рыцарский титул.

Фред Баллинджер едва заметно усмехается:

– Знаете, что сказал Сати, когда его собрались наградить орденом Почетного легиона? Он сказал: “Отказаться от ордена – полдела, главное – не заслужить его”. Но я не Сати. Извините, у меня дурная привычка сыпать цитатами.

– Ее величество будет счастлива узнать, что вы согласились.

– Ее величество никогда не бывает счастлива. Несколько обескураженный, посланник королевы делает вид, что не расслышал, и продолжает:

– Кроме того, церемония награждения пройдет в день рождения принца Филиппа. Королева желает подарить ему концерт: Лондонский филармонический оркестр сыграет в Уимблдонском театре, к которому принц очень привязан по неизвестным мне причинам, и королева будет счаст… то есть почтет за честь, если вы согласитесь дирижировать концертом и исполнить отрывки из ваших произведений.

– Я давно не дирижирую.

Его собеседник улыбается:

– Уверен, вы не забыли, как это делается.

Фред Баллинджер задумывается с серьезным видом.

– Нет, я не забыл, как это делается.

Королевский посланник вновь расплывается в радушной улыбке.

– Принц Филипп и королева придут в восторг, когда услышат ваши знаменитые “Приятные песенки”.

Бесстрастно, почти обреченно Фред заявляет:

– Я не исполню ни одну из “Приятных песенок”.

– Почему?

– По личным причинам.

– Мы можем пригласить спеть партию сопрано великую Чо Суми.

– Чо Суми не годится.

– Скажите сами, кто из сопрано годится, и мы ее пригласим.

– Никто не годится.

Похоже, решение окончательное. Фред Баллинджер вновь погружается в чтение газеты. Все комплименты оказались бесполезны. Королевский посланник печально опускает голову.

Тишина. Слышен лишь слабый шум. Фред ритмично потирает пальцами конфетную обертку. Короткие, меняющиеся интервалы складываются в музыкальный ритм.

Королевский посланник берет сигарету, подносит зажигалку, но вспоминает о запрете на курение.

– Позвольте, маэстро, но королева может обидеться, она не привыкла к отказам, – бормочет он, предпринимая последнюю, слабую попытку.

Фред Баллинджер, не отрываясь от газеты, внезапно перестает шуршать конфетной оберткой.

– Ей придется смириться. Есть вещи поважнее моих “Приятных песенок”.

Королевский посланник встает с безутешным видом:

– Я передам содержание нашего разговора. До свидания, маэстро!

Он собирается уходить. Помощники следуют за ним. Когда они поднимаются, мы видим столик у них за спиной: за ним сидит мужчина, очевидно, слышавший всю беседу.

Это Джимми Три, ему тридцать четыре года. Калифорниец, невероятный красавец, звезда Голливуда. Ранним утром он ест бифштекс с жареным картофелем. У него утомленный вид, на голове бейсболка, которая ему не идет, отросшая за несколько дней щетина, солнечные очки, обыкновенная, помятая одежда.

Трое англичан огибают бассейн, направляясь к выходу, как вдруг нечто удивительное привлекает внимание королевского посланника.

Это нечто – мужчина, покачивающийся в воде. Видно только его лицо. Одутловатая, типично южноамериканская физиономия, волосы покрашены в невероятный желтый цвет, мясистый рот, лет пятьдесят, страдальческое выражение, умные темные глаза, глубокие морщины, какие редко увидишь у человека среднего возраста. Он смотрит в пустоту.

Королевский посланник пристально разглядывает его, потом тихо спрашивает у помощника: