упал, когда Клиффорд развернулся и смерил его взглядом.

– Да, – медленно сказал он. – Это мое дело.

Некоторое время все молчали.

Затем Клиффорд пропел:

– О, Гастиингс!

Когда юноша, выйдя из-за мольберта, приблизился к ним, Клиффорд кивком указал на изумленного Лоффета:

– Этот человек тебе неприятен, и я заявляю, что, пожелай ты дать ему пинка, я с радостью подержу мерзавца.

Смутившись, Гастингс ответил:

– Нет, мы просто не сошлись во взглядах.

– Естественно, – сказал Клиффорд и, взяв Гастингса под руку, провел по комнатам, познакомив с парой друзей, на которых новички, как правило, взирали распахнутыми от зависти глазами.

У всех на глазах юноша, готовый к самой черной работе как последний nouveau, попал в волшебный круг мастеров, великих и ужасных.

Перерыв кончился, натурщик вернулся на место, и работа потекла, сопровождаемая обрывками песен, возгласами и прочим душераздирающим шумом, которым молодые художники приветствуют красоту.

Пробило пять. Натурщик зевнул, потянулся, натянул брюки. Бурный поток из шести мастерских выплеснулся в коридор, а оттуда на улицу. Десять минут спустя Гастингс ждал трамвай, идущий к Монруж. Вскоре к нему присоединился Клиффорд.

Они вышли на улице Гей-Люссака.

– Я всегда выхожу здесь, – заметил Клиффорд. – Мне нравится ходить через Люксембургский сад.

– Кстати, – сказал Гастингс, – как я могу навестить тебя, если даже не знаю, где ты живешь?

– Прямо напротив тебя.

– Что? Мастерская в саду с миндальными деревьями и дроздами…

– Именно! – сказал Клиффорд. – Мы с моим другом Эллиоттом обретаемся там.

Гастингс вспомнил о том, как мисс Сьюзи Бинг описывала двух американских художников и смутился.

Клиффорд продолжил:

– Возможно, тебе лучше заранее сообщить мне, когда ты намерен прийти… так я буду уверен, что… что мы не разминемся, – сбивчиво закончил он.

– Не стоит мне встречаться с твоими друзьями или натурщицами, – улыбаясь, заметил Гастингс. – Ты знаешь… у меня строгие… ты бы, наверное, сказал пуританские взгляды. Я растеряюсь и буду выглядеть глупо.

– О, понимаю, – ответил Клиффорд и добавил с чрезвычайной сердечностью: – Уверен, мы будем друзьями, даже если ты не одобряешь мое поведение и круг знакомств. Впрочем, тебе понравятся Северн и Селби, ведь… они такие же, как ты, старина. – Помолчав, он проговорил: – Еще одна вещь… На прошлой неделе в саду я представил тебя Валентине…

– Ни слова больше! – вскричал Гастингс, улыбаясь. – Не говори мне о ней!

– Но почему?..

– Ни… одного… слова! – весело ответил юноша. – Я настаиваю. Пообещай мне, что не заговоришь об этой девушке без моего разрешения, поклянись!

– Обещаю, – сказал изумленный Клиффорд.

– Она прелестна… мы так мило побеседовали, когда ты ушел. Спасибо, что познакомил нас, но ни слова больше, пока я сам не спрошу.

– Ох, – пробормотал Клиффорд.

– Помни, ты обещал. – Гастингс улыбнулся и зашагал к воротам пансиона.

Клиффорд пересек улицу и, пройдя по увитой плющом аллее, оказался в саду.

Он отыскал ключ, ворча:

– Кажется… кажется… нет, невозможно!

Он вошел в парадную и, отпирая дверь, взглянул на две таблички, ее украшавшие.

Фоксхолл Клиффорд.

Ричард Осборн Эллиот.

– Почему, черт возьми, он не хочет говорить о ней?!

Он распахнул дверь и, отметая нежности двух пестрых бульдогов, упал на диван.

Элиот курил у окна, рисуя углем.

– Привет, – сказал он, не обернувшись.

Клиффорд пустыми глазами посмотрел другу в затылок и прошептал:

– Боюсь… боюсь, что он невинный как ягненок. Эллиотт, я говорю о Гастингсе, – добавил он наконец. – Помнишь парня, о котором старый Тэбби Байрэм рассказывал нам в тот день, когда пришлось прятать Колетт в шкафу…

– Что с ним стряслось?

– Ничего. Он славный.

– Да, – сказал Эллиотт без особого энтузиазма.

– Ты правда так думаешь? – спросил Клиффорд.

– Конечно, но ему будет тяжело, когда его иллюзии развеются.

– Позор тому, кто развеет их.

– Да, дождись только, когда он нанесет нам визит. Неожиданный.

Клиффорд был безмятежен. Он зажег сигару.

– Я собирался сказать, – заметил он, – что попросил его не приходить без предупреждения. Так я смогу отложить любую из запланированных тобой оргий…

– Ах! – возмущенно вскричал Эллиотт. – Я-то надеялся, что ты научишь его дурному.

– Не совсем, – ухмыльнулся Клиффорд и продолжил уже серьезней: – Я не хочу, чтобы что-то из происходящего здесь повредило ему. Он славный, и мне жаль, что мы не похожи на него.

– Я тоже славный, – самодовольно заметил Эллиотт, – но жизнь с тобой…

– Послушай! – воскликнул его друг. – Кажется, я серьезно влип. Знаешь, что я сделал? Встретил его на улице… или в Люксембургском саду… и познакомил с Валентиной!

– Он был не против?

– Поверь мне, – торжественно сказал Клиффорд, – бедняга не знает, что за штучка Валентина… какова она на самом деле. Он – пуританин в квартале, где чистые сердца столь же редки, как и слоны. Я слышал разговор между этим гадом Лоффетом и аморальным прыщом Боулзом, и это открыло мне глаза. Говорю тебе, Гастингс – славный малый! Здоровый, чистый парень, выросший в сельской местности, считающий, что каждая забегаловка – это остановка на пути в ад… что же до женщин…

– Что же?

– Что же, – сказал Клиффорд. – Он думает, что опасная женщина – это Иезавель на картине.

– Возможно, – согласился его друг.

– И все же он славный, – сказал Клиффорд, – и когда утверждает, что этот мир чист и добр, как его сердце, клянусь, он прав.

Эллиотт провел по наждаку углем и, заострив его, вернулся к рисунку.

– От Ричарда Осборна Э. он никогда не услышит ничего дурного.

– Это мне урок, – сказал Клиффорд и развернул маленькую розовую надушенную записку, лежавшую на столе перед ним.

Прочитав ее, он улыбнулся, просвистел пару тактов из «Мисс Гельетт» и уселся писать ответ на лучшей кремовой бумаге. Когда письмо было окончено и запечатано, Клиффорд взял трость и заходил по мастерской, насвистывая.

– На прогулку? – не оборачиваясь, поинтересовался сосед.

– Да, – ответил он и задержался у плеча Эллиотта, глядя, как тот углубляет цвета кусочком черного хлеба.

– Завтра воскресенье, – заметил Клиффорд, немного помолчав.

– И?.. – настаивал Эллиотт.

– Ты видел Колетт?

– Нет, мы встретимся вечером. Она, Роуден и Жаклин идут в Булан. Полагаю, вы с Сесиль тоже там будете.

– Увы… нет, – ответил Клиффорд. – Сесиль сегодня ужинает дома, а я… я решил отправиться в Миньон.

Эллиотт неодобрительно взглянул на него.

– Ты можешь отправиться в Ля Рош без меня, – продолжал Клиффорд, отводя глаза.

– Что ты собираешься делать?

– Ничего особенного, – заверил Клиффорд.

– Не лги! – презрительно ответил его друг. – Люди не бегут в Миньон, когда есть столик в Булан. Кто она?.. Впрочем, я не хочу знать… что толку! – Его голос звенел от сожаления и гнева. Он стукнул по столу трубкой. – Что толку следить за тобой? Что скажет Сесиль… да, что она скажет? Увы,